Александр Портнов Трудно быть пацаком, или Мечтают ли плюкане о жёлтых штанах?

Возвышен и печален путь, проделанный советской кинофантастикой — начав с признанной во всем мире классической ленты «Аэлита», она поднялась до невиданных высот в 1950-е и 1960-е годы благодаря Павлу Клушанцеву, отголоски работ которого можно увидеть и в «Космической одиссее», и в «Звездных войнах», после чего благополучно выродилась в продукцию для телевидения и так же благополучно умерла, успев незадолго до своей безвременной кончины порадовать зрителя сериалом «Гостья из будущего», поражавшего такими выдающимися спецэффектами, как резиновый крокодил и костюм робота из фольги (вдвойне прискорбно это выглядит, если вспомнить, что в один год с «Гостьей» вышли «Терминатор», «Охотники за привидениями», второй «Индиана Джонс» и «Дюна»). Создать фильм, который бы одним фактом своего существования искупал все грехи последнего десятилетия советской кинофантастики и хоть как выводил ее из состояния «меднокаменного» века в век «золотой», мог только нетривиальный человек — человек, не имевший до того к фантастике никакого отношения (а значит, не собиравшийся в очередной раз переснимать историю про школьников, летящих к Альфе Кассиопеи), но при этом лучше других знавший, как работает кино. И этим человеком оказался Георгий Данелия, в свое время натерпевшийся от советских космонавтов за фильм «Тридцать три» и на шестом десятке решивший препарировать весь космический жанр, вывернув его наизнанку.

Если верить самому Георгию Николаевичу, изначально фильм «Кин-дза-дза» должен был стать экранизацией романа «Остров сокровищ» в космических декорациях, однако уже на стадии написания сценария от исходной книжки не осталось и следа, а вместо этого возникла история про «попаданцев» на песчаную планету Плюк. Ступив на непривычную для себя почву (и в прямом, и в переносном смысле), Данелия хлебнул горя сполна — регулярно ломались декорации, изготовленную для съемок модель пепелаца по ошибке отправили на Дальний Восток вместо Туркмении, из-за чего едва не встали съемки, сценарий переписывался чуть ли не на коленке и из него порой выбрасывались целые персонажи и сюжетные линии, постоянно менялись исполнители главных ролей (особенно «повезло» пацаку Би, которого сначала должен был играть Вахтанг Кикабидзе, потом — Алексей Петренко, затем — Валентин Гафт, но в итоге роль отошла Юрию Яковлеву). В довершении всего в разгар съемок погиб сын Данелии Николай, что превратило завершение работы над фильмом в личный подвиг режиссера — по счастью, и Георгий Николаевич, и созданный его воображением Владимир Николаевич Машков оказались сделаны из одного теста, поэтому не смотря на все испытания оба пришли к заветной цели.

Фильм «Кин-дза-дза» получился в итоге не «Островом сокровищ», а скорее «Одиссеей», только вместо царя Итаки — прораб из Москвы и студент Ивановского текстильного института, а циклопов, сирен и прочую живность заменяют не менее диковатые аборигены Плюка. Парадоксальным образом, самый тяжелый в производстве фильм Данелии оказался в то же время и самым смешным его фильмом, особенно на фоне тотально-пессимистичных «Осеннего марафона» и «Слезы капали», снятых непосредственно перед «Кин-дза-дза», а если сравнить количество ушедших в народ фраз, то он с огромным отрывом опережает едва ли не все работы режиссера вместе взятые: «Небо не видело такого позорного пацака, как ты!», «Скрипач не нужен!», «Правительство на другой планете живет», «До чего довел планету этот фигляр ПЖ!» и, конечно, самое ударное — «Когда у общества нет цветовой дифференциации штанов, то нет цели!». Особенно забавно, что в момент выхода «Кин-дза-дза» не пользовался особой популярностью — в год проката он не вошел даже в первую десятку по кассовым сборам, а среди прочих фильмов Данелии заработал меньше не только «Афони» и «Мимино», но и ныне подзабытых лент «Не горюй» и «Путь к причалу». Отзывы на фильм так же поначалу были весьма сдержанными: кажущаяся абсурдность происходящего создавала барьер, за которым многие не смогли разглядеть сути фильма и его посыла (Виктория Токарева, долгие годы бывшая соавтором Данелии, по собственным словам, до сих пор не понимает, в чем смысл «Кин-дза-дза»), однако со временем, увы, очень многое из того, что казалось чушью в 1986 году стало элементом окружающей реальности и скептическое отношение сменилось на восторженное.

Что наверное сражу поражает в выдуманном Данелией мире и вызывает если не смех, то ироничную улыбу — катастрофический разрыв между техническим развитием цивилизации, с которой сталкиваются Владимир Николаевич и Гедеван, и ее низким культурным уровнем, доходящим почти до полного невежества. Корабли, способные преодолевать бездны космоса за доли секунды, телепортация, оружие, которым можно обезлюдеть целую планету, соседствуют с примитивнейшим социальным устройством — буквально единоличной диктатурой, опирающейся только на силовой аппарат, тотальным неравенством (как экономическим, так и «расовым») и коммерциализацией всего и вся, почти полной деградацией искусства (даже отсутствие у главных героев голоса и слуха не мешает им сделать успешную карьеру в сфере «шоу-бизнеса») и атрофии у местных жителей каких-либо представлений об альтруизме. Картинка получилась настолько гротескной, что, как ни странно, не имея буквального аналога в нашей реальности, она отдельными своими элементами напоминает ее чуть ли не зеркальное отражение, что, должно быть, и служит секретом бессмертия «Кин-дза-дза» — удивительным образом, фильм, снятый, как кажется поначалу, на отвлеченный фантастический сюжет, оказывается созвучен людям с какой угодно политической, национальной или культурной идентичностью. Скажем, в момент его выхода в прокат очень распространено было мнение, что Георгий Николаевич снял злую сатиру на советский строй: население нищее, но при этом корабли в космос успешно запускаются; власть от народа оторвана и народ ее втайне презирает, но при этом на словах выражает самую преданную любовь; полиция практически никому не подконтрольна, кражу никто расследовать не спешит, однако за оскорбление господина ПЖ или даже недонесение об этом оскорблении следует немедленная кара и т. д. Даже в самом расслоении на пацаков и чатлан, одни из которых являются «высшей расой» на одних планетах, а другие, соответственно, на других, некоторые увидели аллюзию на институт прописки, намертво скреплявшей советского человека с формальным местом жительства. Впрочем, после того, как советская власть приказала долго жить, а совпадений между фильмом и реальностью стало только больше, такая точка зрения уже не кажется единственно верной (да и Данелия, надо отдать ему должное, в отличие от многих своих коллег по цеху неоднократно сожалел о гибели СССР и коммунизма, что вроде как исключает антисоветскую трактовку «Кин-дза-дза»).

Сейчас все чаще можно услышать, что режиссер гениальным образом предсказал будущее страны, которая на момент съемок еще только начинала свое движение к рынку со всеми его прелестями. В самом деле, общество Плюка оказывается вполне себе рыночным — с наличием узкой прослойки богатых («желтые штаны» и выше) и огромной массы бедняков, мечтающих не о равенстве, а о том, чтобы заполучить хотя бы чуть-чуть КЦ и обеспечить себе пропуск в высшую касту. Коммерциализация — когда за деньги можно купить все, в том числе воздух для планеты и саму планету, — пронизывает общество сверху до низу, убивая в плюканах практически все человеческое. Завидев умирающих в пустыне от жажды Владимира Николаевича и Гедевана, местные аборигены Би и Уэф первым делом обирают их, и лишь обнаружив, что те владеют вожделенным КЦ, соглашаются помочь, затребовав предварительно колоссальную (как им кажется) мзду. Причем, как мы узнаем позже, никакой реальной помощи они главным героям оказать не могут — Земля вне зоны досягаемости для пепелаца, пусть даже и с гравицаппой, но даже ради призрачного шанса обогатиться они готовы, по выражению Владимира Николаевича, «всю вселенную на карачках проползти». Особенно ярким слепком этого общества тотального рынка служит сцена в местной планетарной столице, когда наши герои становятся свидетелями какого-то масштабного действа, чем-то напоминающего ритуальное, но по факту, сводящегося то ли к ярмарке, то ли к аукциону («Что они кричат?» — «Продают». — «Что продают?» — «Все продают!»).

В самом деле, параллелей между Плюком и сегодняшней Россией пугающе много — вплоть до деградации культуры (того же кино), отчуждения людей друг от друга, возрождения старой ненависти одних групп населения к другим (на Плюке эта ненависть доведена до абсурда — разница между пацаками и чатланами проявляется лишь в цвете, которым прибор-«визатор» реагирует на тех или других, но уже этого достаточно, чтобы чатлане чувствовали себя «расой господ»), а фраза про живущее на другой планете правительство давно уже употребляется без каких-либо ссылок на фильм. Впрочем, Данелии ведь не обязательно было заглядывать в будущее, чтобы описать то, к чему общество может прийти, свернув «не туда» — под боком жили три миллиарда человек, строй которых если и не полностью соответствовал плюканскому, то только «пока что» (автор даже с улыбкой подмигивает зрителю в сцене первой встречи землян с Би и Уэфом, когда на громогласное приветствие «Ку!» Владимир Николаевич уверенно изрекает — «Капстрана»).

Чем-то «Кин-дза-дза» можно сравнить с «Незнайкой на Луне», изданным двадцатью годами ранее — там так же главные герои оказываются на другой планете (точнее, на ее спутнике) и так же сталкиваются с капиталистическими реалиями, которые их, мягко говоря, повергают в шок. «Незнайка», как и «Кин-дза-дза», обрел вторую жизнь после 1991 года — внезапно люди заподозрили, что и Николай Носов, наряду с Данелией, обладал провидческим даром, хотя тому и в страшном сне не могло привидеться, что его Родина станет неотличима от Луны (а мог бы и догадаться, что всегда найдутся люди, желающие его сказку сделать былью). Но где у Носова было вполне доступное и объективное описание принципа работы прибавочной стоимости, акций и спекуляций, Данелия избрал путь гротеска, чтобы столкновение советских людей с «миром чистогана» выглядело еще более контрастным и впечатляющим.

Подобная стратегия имеет один неоспоримый плюс. При скудости средств, выделяемых на фильм, и отсутствии у отечественных киношников опыта по крупномасштабному применению практических эффектов, визуальный ряд получался очень беден, что придавало очков убедительности рождавшемуся в туркменских Каракумах «миру-свалке», но могло вызвать у зрителя скуку — дабы этого избежать, абсурдность возводилась в абсолют, буквально каждая произносимая фраза содержала в себе элемент шутки, Плюк для неподготовленных землян становился неотличим от обретшего материальное воплощение бреда сумасшедшего. И именно в этих условиях как никогда более удачно раскрывался поистине эпический образ главного героя. Уже упоминавшееся выше сравнение с «Одиссеей» будет нелишним вспомнить теперь, ибо Владимир Николаевич оказался на деле героем, ни в чем не уступающим персонажам древнегреческих мифов: попав из центра Москвы в пустыню (предположительно на другой планете), он не только не теряется, не впадает в панику и не начинает в отчаянии бить себя по лицу с криком «Зачем я вообще вышел сегодня за хлебом!», но буквально в следующее мгновение, определив примерное расположение сторон света, принимает решение двигаться к ближайшему городу. Снимайся фильм в наши дни, мы бы скорее всего имели возможность наблюдать на экране долгий сеанс самокопания с отчаянными попытками проснуться и навеки распрощаться с ужасным кошмаром, который совершенно явно больше походит на сон, чем на реальность, но по счастью «Кин-дза-дза» создавался тогда, когда истерика не считалась эквивалентом глубины персонажа. В самом деле, Владимир Николаевич на экране ни разу не дает эмоциям захлестнуть себя — плачет он лишь однажды, услышав голос жены по телефону, да и то делает это очень сдержанно, во всех же остальных случаях рефлексия проходит где-то глубоко внутри его головы и понять то, какие чувства захлестывают в этот момент «пришельца-прораба», мы можем лишь по глазам актера Любшина.

Уже можно догадаться, что сравнивать Владимира Николаевича с Одиссеем будет по меньшей мере не вежливо по отношению к Владимиру Николаевичу — Одиссей как-никак приходился прямым потомком Зевсу, а значит тоже на какую-то долю процента являлся богом, в то время как наш герой божественным происхождением похвастаться не может, зато деяния его ничуть не уступят подвигам античных и библейских героев. И даже не в том дело, что он смог выжить на негостеприимном Плюке, никогда не имея дел с космическими аппаратами научился их чинить, наконец, устроил революцию и, хотя бы на полчаса, сверг власть господина ПЖ — это в конце концов мог бы успешно сделать и Арнольд Шварценеггер (не исключено, что даже быстрее и эффективнее, чем Любшин). Маска обычного прораба слетает с бронзового профиля Владимира Николаевича в момент, когда он, больше всего на свете мечтающий вернуться домой в кооперативную квартиру к жене и сыну-двоечнику, сначала отказывается лететь с Уэфом и Би без Гедевана, потом отказывается телепортироваться на Землю, если Уэф и Би по его вине навеки останутся в заключении, и, наконец, вторично отказывается возвращаться домой без них, теперь уже превращенных жителями планеты Альфа в кактусы. Причем каждый раз отказ Владимира Николаевича кажется все менее и менее обоснованным. Бросить Гедевана он не может отчасти в силу того, что именно по его вине Скрипач угодил на Плюк (нажал на «машинку перемещения» как раз Машков), хотя на тот момент главные герои и не успели еще толком притереться друг к другу. Бросить Уэфа и Би в первый раз уже не кажется такой подлостью, поскольку они сами до того неоднократно предавали главных героев и никакого сострадания не демонстрировали. Наконец, в третий раз возникает чувство, что иного выхода просто не существует, поскольку пепелац все равно до Земли не долетит и Владимир Николаевич рискует так никогда и не увидеться с семьей. Но всякий раз он приносит свое личное счастье в жертву, спасая других.

Пожалуй, вряд ли Данелия стремился сделать своего героя воплощением высшей добродетели — скорее всего, придумывая с Резо Габриадзе сюжет, Георгий Николаевич просто следовал классическим законам драматургии, в соответствии с которыми герой под воздействием обстоятельств должен к концу повествования измениться до неузнаваемости, поэтому отказ от возвращения на Землю человека, который только и стремился туда попасть, выглядит более чем грамотным решением. Кроме того, в сознании Данелии Машков с высокой долей вероятности не совершал чего-то сверхневероятного — на его месте, по идее, точно так же поступил бы любой порядочный советский человек (именно поэтому мы так мало знаем о главном герое — профессия, место жительства, семья, привычка курить, вот и все, абсолютно ничем не выделяющийся из 280-миллионной толпы персонаж). Но именно в этом и заключается удивительная метаморфоза, произошедшая с «Кин-дза-дза»: снимался он для таких же, как Владимир Николаевич, людей, но за последующие десятилетия страна настолько сильно стала напоминать Плюк, что Би и Уэф зрителю, увидевшему фильм в новом тысячелетии, будут куда более понятны, чем столкнувшиеся с ними земляне. В результате ничем не примечательный прораб на наших глазах становится настоящим сверхчеловеком, фигурой мессианского масштаба — не случайно же он трижды отказывался от возможности улететь, как Христос трижды отказывался, будучи искушаем дьяволом (тоже в пустыне, кстати). В финале Владимир Николаевич и вовсе, как и полагается настоящему мессии, творит чудо, пробуждая в двух насквозь меркантильных пришельцах искру человеческого сострадания — под силу ли такое Одиссею или Ахиллесу?

Знал ли Данелия, что создает не фантастическую комедию, а подлинную притчу о самоотречении, преобразующем людские души? Скорее всего он до последнего снимал именно комедию, но в том-то и разница между талантом и гением — гений может между делом сотворить шедевр, полагая при этом, что не сделал ничего экстраординарного. В 1985 году его, очевидно, гораздо больше волновало, привезут ли пепелац с Дальнего Востока в Туркмению и как он будет смотреться в кадре, а эпический гимн советскому человеку и его всепобеждающей силе воли родился как-то сам собой. В итоге пепелац в кадре кажется не более чем смешной игрушкой, в то время как люди — подлинным чудом. Даже немного обидно становится, что труд художников-постановщиков теряется на фоне игры актеров, хотя без их усилий не было бы той магии умирающей цивилизации, которую мы видим в кадре. Пепелац Би и Уэфа вообще можно назвать наиболее реалистичным космолетом в истории советского кино (при том, что по сути это просто бочка с пропеллером) — сам Данелия рассказывал то ли выдуманную, то ли правдивую историю, что один американский режиссер все допытывал его, каким же образом удалось создать полет пепелаца, и, получив ответ (якобы военные просто одолжили киношникам гравицаппу, которая и поднимала декорацию в воздух), немедленно принялся звонить в Минобороны, дабы узнать подробности.

Выбранная режиссером-«нефантастом» стратегия оказалась единственно возможной для спасения умирающего жанра — померкли фильмы гениального мастера спецэффектов Клушанцева, в которых коммунисты-сверхчеловеки штурмовали далекие планеты с серьезными лицами и плотно сжатыми челюстями, потихоньку забывается кинофантастика Ричарда Викторова, однако «Кин-дза-дза» продолжает оставаться тем непреходящим сгустком обаяния, юмора и неиссякаемой возвышенной патетики, который еще хоть как-то связывает нынешнее время с ушедшим, приоткрывая плюканам окошечко в мир более развитой, но давно павшей цивилизации.