Марин Бодаков Семь молодых болгарских поэтов вне мейнстрима
В Болгарии человек пребывает молодым поэтом чуть ли не до пенсии.
Общее между авторами, которых я собираюсь представить, однако, не в их возрасте. А в том, что их стихотворения не обладают характеристиками статусов из соцсетей, что они не поболтушки и не шуточки. Не являются они и словесными субпродуктами, благодаря которым читатель почувствует себя умнее, чем он есть в самом деле. Эти мужчины и женщины не боятся рисковать.
Конечно, я могу добавить еще имена. Сюда я включил авторов недавно опубликованных книг – или рукописей, готовых к печати.
Кто они?
Атанас Вулов/Вылов (36)
Атанас – модерный городской человек. Профессионал, который знает свой потенциал. Он умеет быть сверхаккуратным, он не чуждается богемных вечеринок. Образы в его стихотворениях нервные, яркие; как после первого напитка в баре. Но перед вторым. В его текстах появляются имена популярной и непопулярной культуры, любимые не только его поколением. В провинциальной культуре, такой как болгарская, эти имена редко употребляются уместно. У Атанаса однако они присутствуют органично.
Из-под всего этого однако проступает сильная человеческая болезненность, неустанное размышление о том, что является должным, что является справедливым между людьми. Не игривость, не игра, а сами правила игры становятся важными. Под бравурным самочувствием Я проступает ответственность.
АМЕРИКА
I
просыпаться как Буковский –
на животе смущенный
женщиной рядом и мыслями
в ее пьяной голове
шпионить за самим собой
сам себе писать
среди бетонных осколков воспоминаний
в лабиринте Остера
нестись освобожденным по
трассам сознания
Eagles в ушах светофора
молодой как голый Керуак
рисовать свои вечера по
окнам черепа очищенного
в огне собственных полунощных
подсолнечниковых сутр
Встречать утра с грязью
Вудстока в подземном переходе у Плиски
сохранивши смех после лоботомии
сохранивши дыхание после изголовья
наконец все таки чтоб что-нибудь осталось от тебя
среди стольких чуждых влияний
чувствовать себя немного грустнее когда
Америка осела в твоей крови
(…)
(Дебютная книга Атанаса Вулова/Вылова – «Реквием за незавършеното» (Реквием по неоконченном), опубликуванная издательством Small Station Press.)
Вангел Имреоров (33)
Вангел – тонкий минималист. Употребляет экономный набор поэтических средств, но с высокой точностью меняет смысловые акценты – и таким образом способен пересоздать психологические трансформации лирического Я. Его стихотворения – и вполне самостоятельные тексты, но и часть поэмы без конца.
Вангел смело созерцает Природу, растворяется в саму природу. Если для многих из его сверстников тема тишины – поверхностная и декоративная мантра, то сборник стихов Вангела производит тишину. Читатель притихает, пока ощущает, как нежно Вангел общается с собой и с людьми.
Все – простое, чистое, по-отрочески опрятное, ненавязчивое. Без размашистых жестов Вангел создает миры упования, умытые светом, свежие и яркие. Такова и его грусть. Мудрость приходит пораньше, в ней рубцы драматизма, но, самое главное, она не замарана цинизмом и всезнайством.
У кроткого Вангела свой голос, сколь тихим он ни был.
ЧНГ
одна вслед за другой
звезды сняты
и всe
пластиковые елки
снова
будут собирать пыль,
впихнутые в какой-то шкаф.
один вслед за другим
года провожены
и уже не помню
куда я убрал
все,
что я хотел быть.
(На днях Издательство для поэзии «ДА» выпустит вторую книгу Вангела, «След три минути» (Через три минуты)).
Лилия Йовнова (22)
Жак Лакан заявляет, что мы – свои «вокруг да около». Лили подталкивает меня заявить, что поэзия – прямой путь от нас к нам же самим. Как раз в этом случае поэзия отражает вполне конкретное чувство через единственно возможный набор языковых средств. Поэзия – в точности, а указанная точность – по ту сторону буквальных и переносных значений. Переносное значение появляется тогда, когда буквальное – беспомощно. Лили говорит прямо. Я добавил бы, что искренность – ценность в глазах поэтов, не и критики. По крайней мере не в глазах болгарской.
Со дна многих стихотворений мы слышим эхо ранее случавшегося насилия. Лили легче всего представить себя жертвой. Но лирический Я в книге – последний, которого можно выдать за жертву. Этот лирический Я – Я превозмогания. Есть разница между мной и мной. Есть разница между мной и тобой, между палачом и жертвой. (Любой) человек, (любой) поэт будет обладать интегритетом, если будет считаться с этой тонкой разницей (впрочем, и другой, и третьей…).
И, по-моему, здесь сила Лили. Это стойкие, безыскусные, непоколебимые тексты очень стойкого человека, который – и вопреки всем синякам на лице прошлого – продолжает вперед, продолжает созревать и расти. И продолжает все больше осознавать себя – если не в связи с другим, то по крайней мере с оглядкой на разницу между изобретением колеса и открытием для чего нужна ходьба пешком… Быть в наибольшей степени здесь именно тогда, когда тебя в наибольшей степени не хватает себе. Если обретешь дом в себе, в конце концов, у тебя будет дом. Найти свой собственный центр. Прервать порочную цепь. В ином случае ты не в состоянии любить.
Туда и обратно
Впервые заплутаться в городе,
восход солнца над восточными районами,
майское утро при последней сигарете,
тот звонок матери в шесть утра,
первый домашний ужин с Марией,
самая сболтнутая яичница болтунья,
впервые уход из дому и новоселье
бросание выставляющих следов одиночества,
во второй раз уход из дому и новоселье –
в этот раз „я дома« с легкостью.
Десятки раз
до Станстеда и обратно,
до Хитроу и обратно,
до Лутона и обратно –
до одной [лишь] любви и обратно,
до одной плохой новости и обратно,
до одного конца и обратно,
до конца света и обратно,
до предела сил и обратно.
До человека,
кем я и не предполагала,
что стану.
(Последняя книга Лили Йовновой – «Кураж, сърце» (Не бойся, сердце), изданная пловдивским издательством «Жанет 45».)
Марий Росен (44)
Актер и режиссер. Его поэтика фиксирует те жизненные моменты, когда прозреваем освобождающую нас истину. Даже если прозрение наносит нам ущерб. Поэтому для меня в данном случае более подходящими инструментами понять что именно делает Марий – это такие несвоевременные понятия, как сокровенность и откровенность.
Он созерцает – иногда с умиротворенной грустью – драматические переходы малого в большое (и наоборот), своего в чужое (и наоборот), присутствия в отсутствие (и наоборот). Какими бы малыми по объему ни были эти тексты, каждый из них – взгляд на действительность широко раскрытыми, даже детскими, глазами.
Стихотворения Мария переворачивают само собой разумеющиеся установления и обновляют мир.
что с того что
мы капли дождя
ведь мы летим
когда падаем
(Сборник стихов «Трохи за мъртва птица» (Крошки хлеба для мертвой птицы) будет опубликуван АЛОС.)
Мартин К. Илиев (26)
Мартин очень глубокий человек, который без какой бы то ни было пафосности осмысляет психологические спазмы в широком социальном контексте. Мартин видит то, что многие не видят или отказываются видеть, из-за малодушия, конъюнктуры, отказа от зрелости.
Более того, гуманизм Мартина К. Илиева – не эффект принуждения социального этикета, а врожденный. Он заботливый и толерантный, любознательный к тому, что складывается в мире, чувственный. А высокая культура гарантирует его здоровую оценку процессов и персон.
Границы
Пугают границы тела
даже в границах самого тела
– переход из мягкого в твердое, и обратно:
зуб врастает в десну,
кожа век грубеет до бороды,
подушечка указательного – до плитки ногтя.
Так много поверхностей,
создававшиеся будто единственно для удовольствия
ласкающего и утешения
ласкаемого.
(Рукопись второй книги Мартина К. Илиева озаглавлена «Усърдният плувец» (Усердный пловец).)
Наталия Иванова (29)
У Наталии пронзительная интеллигентность и исключительный такт в общении с людьми. Ее стихотворения внушают мощную интровертность, оттененную горечью любовного чувства, нравственной почтенностью в осмыслении переживания, которым она делится с тактом. Понимание других и вместе с тем бескомпромиссность. Зрелый голос, приближается к шёпоту, в который погружается стихотворение.
В этих произведениях настоящего нет – сладкое прошлое и трудное, даже невозможное, будущее присваивают себе актуальный момент. У Наталии тяга к правде, несводимой к афоризму.
Не застало нас страшное бедствие,
и не потеряли мы, к ужасу, чего-нибудь.
Мы просто были грустными,
па̀р чередовался мглами,
перед жилкорпусом кошки умирали,
вечером приходили дома унылыми,
конечно, иногда, нам было вполне хорошо,
по крайней мере так надо было быть.
Все иначе остается где-нибудь,
запомненное настолько, насколько
пока режешь лук в кухне занимаемой в найм
вдруг что-то крошечное тебя прокалывает,
зарытое под мыслями о том другом,
вдруг какой-то пополудень оказывается важным,
нет, прости – самым важным –
как ты сидишь на скамейке и считаешь
листья, понападавшие у ног твоих.
(Дебютная книга Наталии Ивановой «Човек с бинокъл» (Человек с биноклем) вышла с грифом издательства «Арс».)
Никола Петров (34)
Обемный, масштабный… Сверхчувствительный, но крепко владеет собой. Пишет плавно и спокойно. Кристально ясно, что говорит о крупных вещах. Ясно и неотступно. Что не в состоянии говорить ни о чем другом. И что, когда обобщает, обладает в достаточной мере хорошим вкусом не выдавать свои утверждения за обобщения. Все мы схожи тем, что каждый из нас – разный. И один. Спрятавшийся в своей норке. Примиренный, что бы он ни говорил нам.
Но Никола выговаривает это лучше нас.
Ты не единственный
У тебя есть двойники.
У тебя двойники глаз твоих,
у тебя двойники манер твоих,
у тебя двойники прежние и последующие,
у тебя двойники мнений твоих. Мнения твои
двойники.
Ведь тебе случается глядеть на чужое окно
и думать о том, как там живет кто-нибудь безгрижнее тебя.
Это кто-то из двойников.
У тебя есть двойники триумфа, у тебя есть
двойники поражения
(поднятая ладонь – ладонь двойника;
вкус крови во рту твоем – вкус любой крови).
У тебя есть двойники совсем как ты.
Ведь тебе приходится двигаться
и рукоятке двери [случается] рвануть [тебя] резко за рукав.
Это кто-нибудь из двойников.
У тебя есть двойники семилетние, читают о приключениях
на каком-то чердаке над лестницей с серой мозаикой.
У тебя есть двойники 23-летние, убежденные в себя.
У тебя есть двойники, мечтают о летней буре
под известными каштанами.
В памяти, единственном твоем,
они наведываются.
(«Не са чудовища» (Они не монстры) Николы Петрова – с грифом Издательства для поэзии «ДА»).
Я надеюсь скоро иметь возможность ознакомить русского читеталя с новыми книгами Виолеты Куневой, Валери Валериева, Албены Тодоровой, Стефана Иванова, Румена Павлова, Ясена Василева… С другими, почти невидимыми, авторами.
Заинтересуются ли переводчики ими? Посмотрим…
Фотографии предоставлены поэтами
Перевел с болгарского: Йордан Люцканов
