Александр Портнов Как 48 лет назад Китай захватил Европу
700 миллионов китайцев вторгаются в Европу и почти без боя оккупируют ее. Президент Франции по телевидению обращается к нации, призывая сопротивляться захватчикам до конца, после чего немедленно садится в самолет и покидает страну. Когда же наконец враг переходит границу, все – от полицейских до бизнесменов – внезапно оказываются убежденными марксистами, годами ждавшими, когда их освободят от капиталистического ярма. В кратчайший срок европейские государства попадают под власть Китая, а их правители вынуждены укрыться в Америке (за исключением бежавшей в Гонконг королевы Великобритании). И даже папа римский признает власть оккупантов, уступив им реквизированный Собор Святого Петра – теперь резиденцией понтифика служит скромная квартира, с балкона которой он под звуки «Интернационала» и обращается к пастве…
Префект полиции и архиепископ Парижский устраивают генералу Пу Ену экскурсию по французской столице
Такова, вкратце, завязка фильма Жана Янна «Китайцы в Париже», вышедшего на экраны в 1974 году на пике увлечения европейцев левыми идеями. Если в Соединенных Штатах нашествие коммунистов представлялось инфернальным ужасом и за редкими исключениями (вроде замечательной ленты Нормана Джуисона «Русские идут! Русские идут!») изображалось исключительно как набег гуннов, сметающих все на своем пути, то в Европе свой аналог «Красного рассвета» или «Вторжения в США» вряд ли был возможен – компартии тут действовали легально, более того, во Франции и Италии за них голосовали миллионы человек. Напугать кого-то угрозой с Востока было не такой простой задачей. Поэтому и «Китайцы в Париже» под чутким надзором Янна оказались не притчей об ужасах оккупации, а гротескной сатирой, в которой главными негативными персонажами внезапно оказались… французы.
«Галери Лафайет» – главный универмаг Франции, ставший резиденцией китайского комиссара
Год выхода фильма на экран не случаен – Франция (как и вся Европа) с конца шестидесятых по конец семидесятых переживала последний и кое-где самый мощный всплеск коммунистических настроений. Причем Советский Союз и дружественные ему компартии многим уже казались недостаточно радикальными, отчего все чаще взоры левых обращались на маоистский Китай. Практически одновременно с Жаном Янном Микеланджело Антониони снимал собственное кино непосредственно в Китае, а Альберто Моравиа (чьи романы легли в основу фильмов «Чочара», «Презрение», «Вчера, сегодня, завтра», «Конформист» и т. д.) в своих статьях защищал Культурную революцию. Иллюстрацией господствовавших тогда настроений может служить «Китаянка» Жан-Люка Годара, в которой дети вполне буржуазных семей «играют» в хунвейбинов. Годар и Янн одно время работали вместе, так что не удивительно, что оба разделяли ироничное отношение к таким увлечениям, не связанным с глубоким пониманием марксизма.
Генерал Пу Ен с главой марионеточного правительства Монтобером
Параллельно интересу «снизу», Китай стал объектом пристального интереса «сверху» – еще в 1964 году де Голль первым из западных политиков установил дипломатические отношения с КНР, а спустя девять лет его преемник Помпиду вслед за Никсоном встретился с Мао. Тогда же министр по фамилии Пейрефит выпустил книгу с говорящим заголовком «Когда Китай проснется, мир содрогнется», в которой предрек неизбежное доминирование Пекина в мировой экономике (не прогадал). В общем, голос Янцзы с каждым годом все лучше слышался на берегах Луары и Жан Янн, до того снявший две успешные сатирические комедии, не смог пройти мимо подобной темы.
Фестиваль франко-китайской дружбы
Как ни забавно, главными героями фильма, в названии которого есть слово «китайцы», являются вовсе не китайцы – они тут скорее функция, условные инопланетяне, своим вмешательством в жизнь парижан запускающие основной сюжет. При том, что новые хозяева Европы больше напоминают персонажей советских анекдотов, переходящих границу мелкими группами по два-три миллиона человек при поддержке обоих танков, но без авиации (поскольку летчик болеет), Янн явно симпатизирует именно им. За время оккупации ни один француз не погиб от китайской пули, никого не репрессировали по политическим мотивам, даже вооружены солдаты Мао исключительно цитатниками председателя – автомата или пистолета у них при всем желании обнаружить не получится. Назначенный верховным комиссаром Франции молодой генерал Пу Ен и вовсе являет пример чуткого и интеллигентного идеалиста, которому приходится нянчится с непослушными детьми: он искренне пытается решать накопившиеся во французском обществе проблемы, но делает это порой очень наивно. Люди постоянно гибнут на дорогах? Нет проблем, надо уничтожить все автомобили! И вот уже китайцы закатывают в бетон пляжи на Лазурном берегу, чтобы было где складировать конфискованные и ждущие утилизации машины. Но французам ведь нужен транспорт? В Китае уже давно придумано решение – рикша! И теперь по улицам Парижа туда-сюда снуют запряженные людьми повозки («Это явно кому-то выгодно», – комментируют французы. «Известно кому! Производителям шагомеров!» – немедленно следует ответ).
«Скидки до 30% доблестным китайским солдатам!»
Поначалу кажется, что Франция готова принять свет цивилизации с Востока, ведь служить китайцам хотят буквально все: и пресса, и чиновники, и коммунисты, и голлисты, и даже духовенство. «Церковь всегда благосклонно следила за справедливой борьбой китайского народа!», – сообщает архиепископ Парижский при первой встрече с Пу Еном. «Ни одна из пяти республик так не заботилась о французах, как Китайская Народная!», – вторит ему глава марионеточного правительства Монтобер (едкая карикатура сразу на двух будущих президентов Франции – Жискар д’Эстена, от которого ему досталась внешность и аристократическая фамилия, и Миттерана, «одолжившего» свою манеру речи с мимикой). Самым же фанатичным сторонником Пекина оказывается католический священник, настолько уверовавший в марксизм-ленинизм, что новые власти признают его «почетным китайцем» (правда, старые привычки никуда не делись и то и дело в речи вместо обращения «товарищ» проскакивает «сын мой»).
Французский дух не сломить!
Увы, Пу Ену досталась в высшей степени неблагодарная публика. Французы отчаянно цепляются за свой прежний образ жизни и любое нововведение встречают с отчаянным сопротивлением… в истинно французском духе, т. е. ворчат, демонстративно отказываются есть китайскую еду, ну и для разнообразия могут крикнуть что-нибудь обидное – например, «китаезы гоу хоум!» (по-французски, разумеется, чтобы китайцы не поняли, о чем речь). С другой стороны, разве можно сопротивляться иначе, ведь даже армия оказалась полностью некомпетентной перед лицом вторжения извне: пролог фильма демонстрирует чудную сцену, в которой французские генералы ищут ключ от ядерного чемоданчика (где тот спрятан, знает лишь министр, но он сбежал первым) и в своих поисках учиняют настоящий разгром, после чего в помещение спокойно входит китайский командир, открывает первый попавшийся ящик и на его обратной стороне находит приклеенный скотчем ключ – ну кто устоит перед настолько превосходящим противником?
Режис Форнере празднует свой первый заработанный миллиард
В результате спасителем Франции оказывается самый неприятный и алчный из всех персонажей – владелец секс-шопа Режис Форнере в исполнении самого Янна, который ухитряется одновременно наживаться на горе Родины и, втершись в доверие к китайцам, ловко манипулировать простодушными оккупантами. Без него фильм лишился бы самого яркого эпизода – помпезного представления в Гранд-опера коммунистической версии «Кармен», подражающей революционным операм времен Культурной революции («Красный женский отряд», «Седая девушка», «Алеет Восток» – всех не перечислить). Действо на сцене никого не оставит равнодушным: дон Хозе воюет с американскими империалистами, Кармен проводит сеансы самокритики, все персонажи машут красными флагами и клянутся в верности учению Ленина, а в финале музыку Бизе сменяет хор, поющий «Вставай, проклятьем заклейменный!..». В итоге и Пу Ен доволен проявлением пролетарской сознательности французов, и Режис, выкупивший здание Гранд-опера и предложивший идею постановки, заработал хорошие деньги. «Одно дело управлять Азией, Европой и всем миром, и совсем другое – кордебалетом!» – говорит он, подсчитывая выручку. Теперь (и только теперь!), превратившись в самого богатого человека Франции, Режис может подумать и о том, как ее с выгодой для себя освободить.
Доблестные бойцы Сопротивления взялись за автоматы – к этому моменту в стране уже не осталось ни одного китайца
Естественно, подобный фильм вызвал бурю негодования. Французов изобразили жестокими, эгоистичными и алчными дураками, готовыми подобострастно пресмыкаться перед оккупантами, держа кукиш в кармане, но практически не вынимая его оттуда. Для нападок в адрес режиссера хватило бы одной только сцены вторжения, в которой тысячи автовладельцев на границе режут друг друга в борьбе за право первыми покинуть страну: в ход идут ножи, топоры, лопаты, экран заливает кровью, и вот, когда уже не осталось ни одного живого человека, под звуки «Оды к радости» появляется китайская армия, устилающая себе дорогу цветами. И это только начало! Первое, что бросаются делать освобожденные – строчить друг на друга доносы, которых образуется так много, что китайцы лишь разводят руками. Чего-чего, а такого от европейцев они не ожидали. Да и Режис, спасая Отечество, намеренно использует худшие качества своих соотечественников. Журнал Le Mond разгромил «Китайцев в Париже», охарактеризовав их не иначе, как «памятник пошлости». Жан Янн не растерялся и на всех афишах велел разместить приписку – «Памятник» (Le Mond). Не остались в стороне и французские маоисты, углядевшие в фильме антикоммунистическую пропаганду (при том, что сам Янн был не чужд левых взглядов), плюс Пекин непосредственно подлил масла в огонь, грозя французскому правительству серьезными последствиями, если «Китайцев» не снимут с проката. Время, впрочем, все расставило на свои места и ныне во Франции фильм считается комедийной классикой, да и жители Поднебесной скорее находят его забавным.
Президент Франции возвращается в освобожденную Родину
Погружение в детали «Китайцев в Париже» вызывает особое удовольствие – пусть прошло почти полстолетия и коммунистическую революцию в Европе вряд ли стоит ждать в ближайшем будущем, но многое, что высмеивает Янн, не потеряло актуальность и в XXI веке. О «Желтой опасности» говорили еще при дворах Вильгельма II и королевы Виктории, а теперь, когда Китай, по определению того же Пейрефита, и в самом деле «проснулся», редкий день обходится без новостей о возможном мировом конфликте с его участием. Тем правильнее пересмотреть фильм, высмеивающий в том числе нагнетание страха перед вторжением китайских орд, и лишний раз подумать, а не будут ли эти орды так же, как и в кино, встречать с цветами и слезами умиления те самые люди, которые громче всех кричат об угрозе с Востока.
