Кирилл Балдин Восточная экзотика на страницах отечественных мемуаров: впечатления русских паломников второй половины XIX – начала XX века
Первое, на что обращали внимание путешественники в дороге, и по приезду в Палестину – это совершенно иная природа, встречавшая их в Восточном Средиземноморье. Впечатления от нее усиливалось тем обстоятельством, что авторы всех рассматриваемых нами источников личного происхождения были выходцами из средней полосы или с севера европейской территории России. Во время же своих путешествий они попадали в совершенно иные климатические пояса: в субтропики – сухие и влажные, а в Египте и на Синайском полуострове – в зону пустынь. Местный ландшафт отличался не только климатом, флорой и фауной, но и рельефом. На родине авторов местность была в основном равнинной или слегка всхолмленной, а на Ближнем Востоке – по большей части гористой. Поэтому первые впечатления от увиденного были особенно сильными. Уже по пути на Восток, во время остановки в Константинополе игумен Никандр из Соловецкого монастыря, отбросив свойственную ему иноческую сдержанность, не забыл упомянуть, что во время путешествия по заливу Золотой Рог они невольно залюбовались исключительно живописными высокими берегами [Архангельские епархиальные ведомости. 1913, № 13 – 14, с. 378].
В рассматриваемых нами воспоминаниях не так часто встречаются упоминания о том, что русские путешественники попадали в аномальную для них температурную среду. Это свидетельствует о том, насколько терпеливым был русский человек, приехавший из привычного для него умеренного климата в Египет или Палестину, об иссушающем климате которых он только читал в школьных учебниках географии. Вятский паломник Н. Гусев со своими спутниками оказался в Палестине в самый неподходящий для северянина сезон – в июле месяце [Вятские епархиальные ведомости. 1900, № 9, с. 402]. Впрочем, существовала определенная причина для поездки в Иерусалим именно в это время, которое для паломников считалось «низким сезоном». В это время помещения русских паломнических гостиниц в Иерусалиме стояли пустыми, т. к. абсолютное большинство богомольцев посещали сакральные места на праздники Рождества Христова и Пасхи. Архимандрит Антонин Капустин в описании своего первого путешествия в Святую Землю в сентябре 1857 г. время от времени жаловался на донимавшую его жару. В оправдание ему можно упомянуть, что он был человеком отнюдь не крепкого здоровья, а сентябрь в Палестине гораздо жарче, чем июль в России. На страницах его воспоминаний встречаются упоминания о том, что «…солнце палило… зноем», «…духота гнала вон из комнаты», «…не смогши заснуть от духоты в своем…нумере» [Антонин, 2007].
Совершенно не случайным в этой связи представляется то обстоятельство, что летом русские паломники совершали «трансфер» между городам только в ночное время, когда жары не было. [Вятские епархиальные ведомости. 1900, № 9, с. 402]. Активная ночная жизнь на Востоке, вызванная изнурительной дневной жарой, обратила на себя внимание Н. Гусева уже в Константинополе. Автор, увидевший за полночь буквально толпы народа на улицах турецкой столицы, сравнил это совершенно необычное для российских городов явление с клубом под открытым небом. [Вятские епархиальные ведомости. 1900, № 7, с. 291].
Естественно, что Н. Гусев как паломник из северных краев, не мог не заметить, что астрономические явления на Ближнем Востоке выглядят не так, как в его родной Вятской губернии. Он обратил внимание на то, что в Палестине смена дня и ночи происходит не плавно, как на севере, а очень быстро. Здесь солнце появляется из-за линии горизонта и скрывается за ней почти мгновенно, поэтому почти отсутствуют понятия утра и вечера. Кроме того, по его наблюдениям, звезды здесь светят значительно ярче, чем на его родине [Вятские епархиальные ведомости. 1900, № 10, с. 455 – 456].
Еще одно незнакомый феномен, с которым сталкивались русские паломники – это оптические обманы, связанные с особыми свойствами воздуха. По свидетельству Н. Гусева, любуясь окружающими пейзажами с русской колокольни на горе Елеон, многие изъявляли желание «сбегать» на расстилавшееся перед ними в долине Мертвое море. Наблюдателям казалось, что оно находилось в пределах пешей досягаемости, на самом же деле до этого водоема было не 4 – 5, а все 50 километров. [Вятские епархиальные ведомости. 1900, № 9, с. 422 – 423]. Такого рода оптические иллюзии испытывали и другие мемуаристы, взобравшиеся на Елеон и любовавшиеся с высоты его на окрестности.
Оказавшимся в непривычной природной среде сразу же бросалось в глаза отличие субтропический флоры от привычной для них растительности средней и северной части европейской России. Прогуливаясь по окрестностям Константинополя, Н. Гусев и его спутники наткнулись на грецкое дерево, плоды которого они видели до этого только в магазинах, а не на ветках. [Вятские епархиальные ведомости. 1900, № 7, с. 293]. Во время осмотра Александрии паломники были удивлены араукариями, которые в Египте представляли собой довольно высокие деревья. Аналогичная экзотика высотой всего в сажень в российских оранжереях стоила сотни и даже тысячи рублей, будучи по карману только очень богатым людям. Это же наблюдение относилось и к увиденным ими олеандрам и кактусам. [Вятские епархиальные ведомости. 1900, № 8, с. 345].
Из Палестины было принято привозить совершенно определенные вещи, которые вряд ли стоит называть без кавычек мирским словом «сувениры», т. к. они носили сакральный характер. Разумеется, среди них почетное место в багаже каждого паломника занимала «ветка Палестины», т. е. ветка масличного дерева или пальмы, они привлекали паломников своей необычностью. Вспомним в этой связи ставшее почти культовым для нескольких поколений паломников стихотворение «Ветка Палестины» М. Ю. Лермонтова, который сам на Ближнем Востоке не бывал, а увидел это сакральный «сувенир» у известного русского паломника и общественного деятеля Андрея Муравьева. Н. Гусев и его спутники также сорвали по ветке на берегу Иордана во время купания в священной реке [Вятские епархиальные ведомости. 1900, № 9, с. 408].
Паломников, только что прибывших в Палестину, поражала не только пышность, но и богатство природы этого региона. К. Соколов в самых идиллических тонах воспроизводил картину, увиденную и услышанную им в Бейруте: многочисленные стада домашних животных с радостным ржанием и мычанием бежали к водопою; в воздухе вилось множество птиц, оглашая его свои щебетанием [Соколов, 2015]. Увидевшим это паломникам, несомненно, приходила на память многократно повторяемая в библейских текстах фраза о земле, «текущей молоком и медом». Со временем в процессе путешествий по Палестине оказывалось, что далеко не вся земля обетованная выглядит и звучит именно так, как показалось в первом приближении, что здесь есть не только приветливое и плодородное побережье, но и совершенно бесплодные полупустыни. Но наиболее рельефно в памяти путешественников откладывались все же те впечатления, о которых говорилось в приведенной только что цитате.
Экзотической представлялась не только флора, но и фауна. В Палестине наши паломники впервые видели таких домашних животных, о которых они, наверное, только слышали у себя на родине. В большинстве своем поклонники передвигались по территории Палестины пешком, но более состоятельные отправлялись в длительные путешествия верхом, но не на лошадях, а на верблюдах и ослах. Так называемые «корабли пустыни» обычно вызывали у мемуаристов уважительное отношение благодаря своей выносливости и неприхотливости. Верблюды у паломников ассоциировались, в значительной степени, со звоном небольших колокольчиков, которые подвешивались на шею каждому животному и звенели в такт его неторопливым шагам [Чукмалдин, 1899].
О том, какие звуки издает само животное, большинство авторы не знало. Среди мемуаристов сумел услышать верблюда лишь К. Соколов, который обратил внимание на то, что он после привала поднимается с колен с «привычным возгласом «хррш!» [Соколов, 2015]. Глава Русской духовной миссии Антонин Капустин, хорошо знакомый с реалиями Святой Земли, охарактеризовал голос верблюда как «рычание» [Антонин, 2010].
Еще одним распространенным средством передвижения по дорогам Палестины являлись ослы, которых паломники справедливо считали самыми «громкими» животными Ближнего Востока. Об этом свидетельствует архимандрит Антонин, отмечавший, что «хоровой» рев ослов был способен заглушить даже колокольный звон [Антонин, 2010]. К. Соколову в окрестностях Иерусалима также довелось услышать целое стало ослов, которое приветствовало автора «только им свойственной музыкой» [Соколов, 2015]. Те же звуки произвели большое впечатление на Е. Маркова, который, вспомнив известный библейский сюжет, рассказывал, что ослы во время путешествия «смущали нас раскатами своего рева, не уступавшего трубным звукам, некогда разрушившим стены Иерихонские» [Марков, 1891].
В непривычной природной зоне российским паломников довелось столкнуться не только с одомашненной, но и с дикой фауной. Причем большинству наших богомольцев не доводилось видеть этих животных в Палестине, зато они их неоднократно слышали. Вятский священник Н. Гусев, услышав ночью незнакомые ему звуки, доносившиеся из степи, подумал, что это женский плач, тоскливый и по своему музыкальный. Позже сопровождавший их проводник объяснил, что это выли шакалы [Вятские епархиальные ведомости. 1900, № 9, с. 411 – 412].
Если Н. Гусев отмечал «музыкальность» услышанных им звуков, то Е. Маркову они однозначно не понравились, вызвав у него неприятные ассоциации. О своем пребывании на горе Фавор он пишет: «В довершение всего, какой-то непонятный, жалобный вой уже давно щемил мою душу, надрывая ее необъяснимой тоской. Казалось, все эти лесные пропасти, все эти горные кручи затянули нескончаемую похоронную песнь. Она начиналась где-то далеко и глубоко, будто на дне могилы чуть слышно и потом поднималась, разливалась по темным безднам несмолкаемыми унылыми аккордами, будто сама темная ночь посылала небу свои горькие укоризны…Словно все мертвецы протекших веков вылезли из черной утробы земной и собрались теперь там, в глубине лесных пропастей, оглашая спящий мир стонами своих бессильных жалоб и своими детскими рыданиями. Это выли бесчисленные стаи шакалов, которыми кишмя кишат лесные овраги Фавора» [Марков, 1891].
Полностью статья будет опубликована в первом номере журнала за 2022 год
