Александр Портнов Затерянная в Тибете
Любовь западных творцов к Тибету и буддизму, внезапно возникшая в конце прошлого века, уже много лет, как канула в лету — сейчас сложновато представить, чтобы такие маститые режиссеры, как Бернардо Бертолуччи, Мартин Скорсезе или Жан-Жак Анно практически нон-стопом выпускали на большие экраны своих «Маленьких Будд», «Кундунов» и прочие «Семь лет в Тибете», да и в новостном поле имя Далай-ламы не появляется довольно давно. Возникает нехорошее чувство, что вся эта «любовь» была обычной заказухой, вызванной желанием на скорую руку слепить из коммунистического Китая образ Мордора, который давит просветленных и мирных тибетцев своим кровавым сапогом, и как только деньги оказались освоены (а может, выхлоп получился не таким громким, как рассчитывали), кончился и роман между Голливудом и Тибетом. До России мировые тренды, как известно, доходят с десятилетним запозданием, так что отечественные режиссеры взялись за «страну снегов» не так давно, о чем зрители «Зеркала» могли узнать из фильма «Спасение» режиссера Ивана Вырыпаева, показанного в рамках программы «Фильмы жюри».
«Спасение» рассказывает историю католической монахини сестры Анны из Польши, направленной по долгу службы в монастырь где-то в Тибетском нагорье. Поскольку перевал завален снегом и машину за ней прислать не могут, Анна вынужденно остается на несколько дней в деревушке возле самого подножия гор, бродя туда-сюда и заговаривая со случайно оказавшимися в этом месте людьми. Собственно, весь фильм можно свести всего к двум диалогам — между Анной и встреченной им в местном дацане женой режиссера (имени и рода занятий ее мы не знаем, придется обойтись такой характеристикой), плюс между Анной и музыкантом Чарли на крыше гостиницы. В прочих сценах речь почти не звучит — собственно, первые минут десять герои вообще рта не раскрывают. По идее, тишина и молчание должны настроить нас на медитативный лад, но в каждой такой сцене невольно начинаешь считать, сколько длиннот можно было бы вырезать без потери смысла. Фильм очень долго вводит в курс дела: немая сцена прощания сестры Анны с матерью-настоятельницей сменяется той, в которой она идет по городу, потом летит на самолете, потом едет на машине, хотя, в общем-то, понятно и так, что Тибет от Польши находится очень далеко и нет смысла в визуальном подчеркивании этого факта. Наконец, даже диалоги длятся дольше, чем необходимо — по нескольку раз герои повторяют одни и те же фразы, чуть-чуть меняя порядок слов в предложениях, или разжевывают мысль, которую, в общем-то, разжевывать и не надо. К примеру, на вопрос жены режиссера «ты знаешь, как устроен пылесос?» Анна вполне уверенно отвечает «да», после чего слушает подробный рассказ о том, как устроен пылесос.
Отчасти такие разговоры можно оправдать погоней за реализмом — мы в повседневном общении так же постоянно повторяемся, переспрашиваем, говорим прописные банальности, но «Спасение» ведь не претендует на документальность. В одной из сцен, никуда не ведущих, вообще появляется НЛО, к чему здесь имитация реальной речи? Из всех разговоров, пожалуй, лучше всего запоминается единственная смешная шутка за весь фильм, сказанная музыкантом Чарли. Назвавшись участником группы U2, но осознав, что Анна принимает это за чистую монету, он с отчаянием в голосе выдавливает из себя: «Тебе 25 лет и ты не знаешь U2? Ну и что я после этого должен думать о Польше?».
Поскольку исходная цель Анны от нас скрыта завесой тайны, очень тяжело оценить итог ее путешествия. Последняя фраза фильма — ответ Анны на вопрос встреченного в монастыре фотографа (играет его сам режиссер), что она поняла в Тибете, — и вовсе оставляет в недоумении. «Бог есть», произносит героиня. Т. е. раньше она в этом сомневалась? Но тогда что привело ее к обратному выводу? Разговор о пылесосах или о группе U2? Более того, по ходу фильма мы видим, как она постепенно избавляется от образа скромной монахини — перестает носить черное облачение, в разговорах не упоминает о своем сане, переступает через некоторые, пусть и смешные на наш взгляд, табу. Неужто это НЛО произвело на Анну такое впечатление?
Фильм, конечно, не только об Анне, но и столкновении культур — христианства и буддизма, между которыми, внезапно, происходит не конфликт, а взаимное обогащение. Его зримым образом служат росписи монастыря, в котором мы оказываемся ближе к финалу: библейских персонажей неизвестный художник изобразил азиатами, Христа — буддийским монахом, да даже действие происходит как будто не в Палестине, а в хорошо узнаваемом Тибете. Такие яркие штришки гораздо лучше долгих диалогов погружают во все еще мало знакомый мир Востока и лучше бы было насытить фильм именно такими визуальными решениями, а разговоры про пылесосы приберечь для следующего раза.