Александр Портнов Коммунистический Годзилла, красный Робин Гуд и чучхейское кунг-фу. Кино к северу от 38-й параллели

Сегодня Южная Корея одна из самых высокоразвитых и успешных азиатских стран, а если закрыть глаза на колоссальную разницу в доходах, увеличивающуюся с каждым годом, ограничение прав и свобод, в том числе в трудовой сфере, коррупцию в высших эшелонах власти, самую низкую в мире рождаемость и рекордное число самоубийств — то самая высокоразвитая. Корея же Северная — даже не филиал ада, а натуральный ад на Земле, мечтающий устроить ядерный Армагеддон (просто вспомните, сколько десятков войн Пхеньян развязал за последние годы!) и уничтожающий собственное население в каких-то чудовищных масштабах (на показатели рождаемости в КНДР, правда, лучше не смотреть). И то, что так было отнюдь не всегда, сегодня кажется чем-то удивительным.

Когда-то именно Север являлся динамично развивающейся страной, которую считал образцом сам Че Гевара, а уровень жизни ее населения южанам казался недостижимым, в то время как Сеулом правили диктаторы один другого гаже — Ли Сын Ман, к примеру, по американским оценкам истребил несколько сотен тысяч человек только за первые два года своего правления, т. е. товарищ Сталин на его фоне отличался просто-таки ангельским человеколюбием. Аналогична ситуация и с кино — ныне Юг может похвастаться кинематографом мирового уровня, в то время как продукцию Севера за пределами Севера почти никто не видел, но еще тридцать лет назад фильмы пхеньянского производства активно прокатывались в кинотеатрах Москвы, Варшавы, Будапешта и Софии, а их южнокорейские конкуренты довольствовались статусом вечных аутсайдеров. О «золотом веке» северокорейского кино, коротком, но ярком, сегодня и хотелось бы вспомнить.

• 

Кино в Корее научились снимать еще в годы японской оккупации, а с завершением Второй Мировой и разделением страны Север оказался в советской сфере и, соответственно, местные киношники оказались под мощным влиянием еще и советской киношколы. В 1947 году была осуществлена национализация кинематографа, возникла единая студия художественных фильмов, а спустя два года состоялась премьера первой игровой ленты «Моя родина» о борьбе коммунистических партизан с оккупантами. Корейская война нанесла серьезный урон производству новых фильмов, но не остановила его полностью и в пятидесятые объемы только возрастали (в 1957 году вышел, например, совместный советско-северокорейский проект «Братья» режиссера Ивана Лукинского, где в одной из ролей засветился молодой Михаил Пуговкин). В плане качества это была откровенная категория «Г» — побывавшие в КНДР американцы (кажется невероятным, но в то время не только южане, но и некоторые солдаты иностранных войск периодически перебегали на Север) позже рассказывали, что у северокорейцев было очень наивное представление о процессе киносъемки и, в частности, многие эпизоды снимали строго в хронологической последовательности, т. е. если посреди сцены возникал флешбек, декорации разбирались, ставился соответствующий эпизод, после чего их собирали по новой. По счастью в КНДР нашелся человек, влюбленный в кино, который решился вывести отечественную индустрию на мировой уровень. Главного киномана Северной Кореи звали Ким Чен Иром.

На начало семидесятых Ким Чен Иру было около тридцати и по мере того, как его отец все недвусмысленнее продвигал сына в собственные наследники, рос и объем полномочий будущего «уважаемого руководителя». Первой сферой, где Ким-младший сумел проявить свою неуемную энергию, было кино — он писал теоретические работы, лично присутствовал на съемочной площадке, занимался организацией производства, т. е. был «в теме» не хуже Сталина. Даже женат Ким Чен Ир был на актрисе. Его фильмотеку, собранную по всему миру, оценивают примерно в 20 000 наименований — не каждый наш кинокритик может похвастаться таким культурным багажом, причем любимыми фильмами будущего маршала были «Рэмбо: Первая кровь», «Бегущий по лезвию» и Бондиана. Если сейчас прочесть ценные рекомендации, которые он давал режиссерам, можно поразиться их «новаторству»: например, Ким упирал на то, что жилье у разных персонажей должно отличаться, что актеров необходимо учить ездить на лошадях, водить машину и т. д. Все это говорит ровно о том, что раньше таким вещам внимание не уделялось в принципе. Под руководством продюсера Кима была перенесена на большой экран революционная опера с шикарным названием «Море крови», а позднее и написанная вроде как по сценарию аж самого Ким Ир Сена «Цветочница», ставшая невероятным хитом в маоистском Китае (все примерно на одну тему борьбы с японскими агрессорами). Однако этого Чен Иру было мало — ему нужен был настоящий режиссер, который был бы его единомышленником и сумел бы воплотить на экране мечту о «чучхе-кинематографе», профессионал, наделенный талантом и фантазией, а не просто слепой исполнитель. И в 1978 году такой человек нашелся.

• 

Касательно истории Син (или Щин) Сан Ока существуют две диаметрально противоположные точки зрения: одна — честная и правдивая, другая — мерзкая и лживая. Согласно правдивой демократической версии в 1978 году кровавые северокорейские спецслужбы похитили талантливого южнокорейского режиссера Син Сан Ока вместе с бывшей женой актрисой Чхве Ын Хи, пристегнули наручниками к батарее и против воли заставили снимать кино по заказу тирана. Кормили его травой с солью (иногда без) и чучхейской пропагандой, а, чтобы режиссер совсем уж не зачах, снабжали проститутками из личного гарема Ким Чен Ира (интересный факт — наличие у Кима гарема до сих пор документально не подтверждено, а вот, например, то, что тогдашний британский премьер Эдвард Хит был педофилом вполне установлено, но угадайте с одного раза, кого из них считают аморальным чудовищем, а кого уважаемым политиком). Однако Син не сломался, втерся в доверие к тюремщикам и сумел добиться для себя с экс-супругой командировки в Австрию, где, будучи уже 60-летним стариком, успешно сбежал от гэбистов на свободу. Согласно же лживой тоталитарной версии, левак и оппозиционер Син Сан Ок к 1978 году окончательно испортил отношения с тогдашним южнокорейским диктатором Пак Чон Хи, закрывшим киностудию Сина и фактически выгнавшим его из профессии. Зная, что Пак любит топить тех, кто ему не нравится, в Цусимском проливе, Син с женой обратились к властям единственной страны, до которой не дотянулись бы руки южнокорейского ЦРУ, — КНДР. Во время путешествия в Гонконг Сина вывезли на Север, где он подружился с Ким Чен Иром и вполне добровольно снял для него несколько картин, попутно поднимая общий уровень северокорейского кино. Когда же срок «контракта» истек, его с Чхве Ын Хи отпустили в Австрию, откуда он, поскольку диктатура на Юге никуда не делась и «коммуняку» Сина там вполне могли посадить в тюрьму, перебрался уже в США. Разумеется, внимания заслуживает лишь правдивая демократическая версия, самим же Сином активно тиражировавшаяся в Штатах (главное не спрашивайте, откуда на его банковском счете сразу после побега взялась сумма в 2,5 млн долларов).

• 

Именно с именем Син Сан Ока связан «золотой век» северокорейского кино, пришедшийся на восьмидесятые годы. В распоряжении пристегнутого к батарее режиссера были любые средства и производственные мощности, какие только мог предоставить Ким Чен Ир — главное работай. За восемь лет Син снял то ли 17, то ли 20 фильмов, проявив себя практически во всех жанрах, от производственной драмы до фэнтези. К скольким фильмам он, не будучи режиссером, приложил руку, как консультант, уже никто не узнает. Именно ему мы обязаны, пожалуй, самой яркой лентой в истории КНДР «Пульгасари», которую в шутку часто именуют «коммунистическим Годзиллой»: по сюжету крестьяне в средневековой Корее, доведенные местным феодалом до нищеты и отчаяния, вызывают монстра Пульгасари, напоминающего тираннозавра с головой быка, чтобы тот защитил их — тварь питается железом и абсолютно неуязвима к любому виду оружия, благодаря чему крестьянское ополчение легко разносит в пух и прах королевские войска, посланные на подавление мятежа. Однако после победы Пульгасари становится обузой, так как съев все металлическое оружие он принимается за орудия крестьянского труда, ставя спасенных им людей на грань голода, и теперь уже победителям самим приходится как-то разбираться с ненасытным монстром. По замыслу Сина и Кима образ Пульгасари, взятый прямиком из корейской мифологии, олицетворял капитализм, вызревающий в недрах феодального общества и разрушающий его, но становящийся новым угнетателем для освобожденных им от помещичьего ярма — Тарковскому такой символизм даже не снился! Конечно, на фоне тогдашнего западного кино похождения корейского быка-динозавра выглядели просто супер дешево, а уж в XXI веке ничего кроме истерического смеха вызвать они не могут, но если взять снимавшиеся параллельно японские кайдзю-боевики, то на их фоне «Пульгасари» вполне себе держит планку качества. Вдобавок, технические огрехи компенсируют нетривиальный сюжет и размах — эпические сражения с огромной массовкой, взрывы, шикарные по тем временам костюмы, да и сам монстр при всей кукольности может похвастаться очень крутым и устрашающим дизайном, над которым работали в том числе приглашенные из Японии специалисты (оригинальный древнекорейский Пульгасари отличался еще большей суровостью, имея туловище медведя, хобот слона, глаза буйвола, хвост коровы и лапы тигра, правда в борьбе с феодализмом он замечен не был).

• 

Однако не этому фильму суждено было стать opus magnum кинодуэта Син-Ким: в 1986, спустя год после «Пульгасари», состоялась премьера другой картины на средневековую тему под названием «Хон Гиль Дон». Если первый был коммунистическим ответам японскому Годзилле, то второй — расплодившимся в то время фильмам про ниндзя. В основу лег роман XVI века о корейском коллеге Робина Гуда, очень удачно вписавшийся в идеологический заказ. Незаконнорожденный сын аристократа Хон Гиль Дон в детстве становился жертвой нападения разбойников, от которых его спасал дед-даос, бравшийся воспитать из внука настоящего бойца, используя в обучении тот же метод, которым Юэнь Сяотянь одновременно с ним делал из молодого Джеки Чана «пьяного мастера» (разве что без использования алкоголя), после чего Гиль Дон превращался в неуловимого борца за народное счастье и искоренителя всяческих несправедливостей. Поскольку у руля картины стояли два корейца до мозга костей, в сюжет ввели националистическую линию — самыми страшными врагами для парня со свирелью оказывались японские диверсанты, торившие дорогу в Корею самураям Тоётоми Хидэёси и солдатам императора Хирохито (ненависть к японцам, пожалуй, единственное, что может объединить северного и южного корейца независимо от политических взглядов). Технически, опять же, «Хон Гиль Дон» явно не мог тягаться с японскими и гонконгскими боевиками того времени: веревочки, на которых летают персонажи, регулярно бросаются в глаза, а экшн уровня «герой бросает копье — склейка — копье летит — склейка — противник падает замертво, пронзенный насквозь» и вовсе вводит в ступор, но и тут у режиссера было, что предложить зрителю взамен. Пусть уровень символизма пришлось снизить, зато добавилась хорошая проработка характеров главных героев, любовные терзания (в мире мало кто может сравниться с корейцами в любви к мелодрамам), интриги и лихой дух приключений. Одна только сцена с японцами, скрывающимися от отряда Гиль Дона в песке, под которым они перемещаются с ловкостью кротов, навеки останется в вашей памяти: герои тыкают в песок копьями, из-под него бьют фонтаны крови, а воздух оглашают душераздирающие крики — как такое вообще может кого-то оставить равнодушным? Львиная доля успеха к фильму пришла так же за счет исполнителя главной роли актера Ли Ён Хо, чья внешность анимешного бисёнэна практически идеально ложилась на корейские представления об эталонной красоте (собственно, Син Сан Ок, открывший Ли как актера, и не скрывал, что взял его именно за «няшность»). Он, кстати, до сих пор пользуется на Родине большой известностью, обучает актерскому мастерству молодое поколение и продолжает сниматься сам. Увидеть его можно в том числе в снятом совместно с англичанами и бельгийцами фильме «Товарищ Ким отправляется в полет» о девушке-циркачке.

• 

По боевым качествам Хон Гиль Дон явно уступал Хироюки Санаде или Сё Косуги, но не избалованный кинониндзями соцблоковский зритель сделал фильму такую кассу, о которой в КНДР даже мечтать не смели — лента стала самой успешной в северокорейской истории, в Болгарии за день до премьеры «Хон Гиль Дона» все билеты на него уже были распроданы. У нас он вызвал всплеск интереса к восточным единоборствам, мальчишки поголовно начали играть в ниндзя, мастерить сюрикены из консервных банок или школьных линеек, учиться прыгать через деревья и все в таком духе. Никакая южнокорейская дорама или кей-поп группа не может похвастать таким разрушительным воздействием на неокрепшие умы. В 2002 году газета «Чосон ильбо» провела опрос среди эмигрантов с Севера, которые единодушно признали «Хон Гиль Дона» лучшим северокорейским фильмом всех времен. Персонаж этот одинаково любим в обеих Кореях, поэтому существует множество южных Хон Гиль Донов — фильмов, сериалов, мультфильмов, комиксов, видеоигр, однако ни один из них не достиг того культового статуса, которым обладает их северный собрат.

Поскольку душа Ким Чен Ира явно тяготела к боевикам, Сину вместе с воспитанными им северокорейскими режиссерами приходилось как получится удовлетворять потребности вождя в экшене. К счастью, тут на помощь пришли советские товарищи, в кооперации с которыми были сняты фильмы «Секунда на подвиг» (про покушение на Ким Ир Сена в 1946 году — редкий пример, когда великий вождь появлялся в кадре собственной персоной), «Утомленное солнце» (про освобождение Кореи от японцев) и «Берег спасения» (про русско-японскую войну), через которые прошли довольно топовые актеры, вроде Олега Анофриева или Натальи Аринбасаровой. Периодически северяне выступали соло, итогом чего становились такие эпичные картины, как «Приказ №027», настоящий чучхейский боевик с настоящим чучхейским кунг-фу. Действие разворачивалось во время Корейской войны и рассказывало о спецотряде северян, уничтожавшем расположенную на Юге школу диверсантов — сценарий, как полагается фильмам такого жанра, скорее всего уместился на одной странице, а основную часть экранного времени занимали драки с использованием рук и ног. Для большей достоверности на роли спецназовцев взяли настоящих спецназовцев, которым боевые искусства знать полагалось по работе. Тут, правда, возникла неприятная ситуация: поскольку главные звезды играть умели плохо, а бить морды, наоборот, хорошо, их экранным противникам регулярно прилетало, из-за чего съемки «Приказа №027» считаются одними из самых травмоопасных в истории. Если в кадре кто-то из американских империалистов или их южнокорейских марионеток получает сапогом по лицу, можете даже не сомневаться — актеру в этот момент действительно было очень больно.

• 

«Приказ №027» стал ярким, но не самым лучшим образцом северокорейского боевика. Куда интересней получилась картина «Остров Вольми» про оборону одноименного острова близ Инчхона от войск генерала Макартура. Учитывая, что почти одновременно на Юге союзными усилиями США и секты святого Муна про те же события был снят худший военный фильм в истории «Инчхон» с визжащим Лоуренсом Оливье в роли Макартура, любопытно сравнить эти фильмы друг с другом — парадоксально, но у северокорейцев получилось создать более качественное кино, чем у американцев. В «Острове Вольми», конечно, хватает пафоса и славословий в адрес Ким Ир Сена, но от того, как показаны простые солдаты, тяжесть войны, как красиво музыка подчеркивает наиболее эмоциональные эпизоды, невозможно остаться равнодушным.

Даже после отъезда Син Сан Ока, киноиндустрия в КНДР продолжала набирать обороты — собственно, значительная часть перечисленных выше фильмов попала в прокат уже без его участия и получила свою порцию успеха. Сложись ситуация в стране чуть лучше, и «корейская волна» вполне могла бы стартовать на целое десятилетие раньше, а тон в ней задавал бы не Юг, а Север, но увы. В 1991 году распался Советский Союз, правительство Ельцина оборвало с Пхеньяном все контакты, из-за чего в КНДР образовался дефицит электроэнергии, лишних средств у правительства не было, а в 1995 году разразилась настоящая экологическая катастрофа: два года дождей, вызвавших оползни, практически уничтоживших сельское хозяйство и затопивших угольные шахты, а на третий год — засуха. Итог известен: голод, смерть почти 600 000 человек (а вовсе не трех миллионов, как написано в Википедии) и страшная экономия на всем, в том числе на кино. Скрепя сердце, Ким Чен Ир вынужден был отказаться от главной мечты своей жизни, а все наличные силы бросить на сохранение того, что еще можно было сохранить. Ну а в конце девяностых кинобум начался уже на Юге, догнать его Северу теперь было невозможно.

• 

Ныне кино КНДР является лишь бледной тень самого себя. «Дневник школьницы» или «Товарищ Ким отправляется в полет» даже на фоне фильмов тридцатых годов выглядят столь наивно и упрощенно (если не примитивно), что о них и сказать-то толком нечего. Будем честны, и в восьмидесятые, на пике, кинематограф пхеньянского разлива был далеко не самым лучшим — с Европой и Америкой и сравнивать нечего, но даже в Азии северокорейцы с трудом могли тягаться с индийцами, гонконгцами или японцами. Тем не менее, у них был потенциал, были амбиции и была воля делать с каждым разом все лучше и лучше. Ким Чен Ир, каким бы карикатурным злодеем мы его не считали, показал себя удивительно незашоренным человеком. Он не только Син Сан Ока перетащил в КНДР, не только приглашал в страну японских и советских специалистов по кинопроцессу. На Севере снимал свои фильмы свергнутый король Камбоджи Нородом Сианук, приезжали киношники из Италии, а уж в сфере мультипликации и вовсе творилось что-то не поддающееся объяснению — достаточно сказать, что северокорейские аниматоры работали над созданием таких шедевров студии Дисней, как «Аладдин», «Король-лев», «Покахонтас» и «Геркулес» (благодаря чему их в КНДР считают отчасти «своими» и показывают без ограничений). Сложись ситуация не столь трагично, и семена, посеянные Кимом и Сином, дали бы всходы. В тот момент, когда «Хон Гиль Дон» покорял мировой прокат, южнокорейское кино пребывало в настолько жалком состоянии, что нечего было и мечтать о таком уже успехе. Прошло всего десять лет и на экраны вышел «Шири». А потом «Объединенная зона безопасности». А потом «Друг». А потом на телеканале KBS начался показ сериала «Зимняя соната» и Азию захлестнула волна интереса к корейским дорамам. Все могло быть иначе, но для этого Ким Чен Иру пришлось бы научиться управлять погодой.

Сейчас ситуация начинает улучшаться — завершение работ над ракетно-ядерным щитом при Ким Чен Ыне дает надежду, что часть средств, которые раньше тратились на оборонку, будет перекинута в иные сферы. Даже не смотря на тотальную блокаду и коронавирус, экономика КНДР растет (причем более высокими темпами, чем экономика Юга), растет и уровень жизни людей, а значит есть шанс, что за кино вновь возьмутся всерьез, благо люди, которые работали над ним в восьмидесятые, еще живы и даже не сильно состарились. Увы, время явно упущено, южане захватили все еще не занятые индийцами азиатские кинорынки, а жить только за счет внутреннего рынка, в отличие от громадного Китая, маленькая Северная Корея не может. Значит придется искать свою узкую нишу — пример Таиланда, который сумел такую нишу найти (не будем уточнять, какую), говорит, что не все для Пхеньяна потеряно. Конечно, северокорейское кино еще долго будет сопровождать предубеждение всего мира против режима Кимов. Вы и сейчас можете найти западные рецензии на «Пульгасари» или «Приказ №027» и прочесть об отвратительной пропаганде и человеконенавистнической идеологии, заложенной в эти фильмы. Разумеется, когда речь идет о фильмах Юга, вроде «Тайной миссии» или «Пересечения», то там никакой пропаганды нет. Возможно есть некоторое преувеличение, ну так кино-то художественное, понимать надо. Можно конечно помечтать, что в южанах все же возобладают братские чувства, вражда будет отброшена, санкции сняты, и северокорейские киношники получат готовых учителей, но для этого надо, чтобы в Сеуле и Пхеньяне появились люди, масштабом и любовью к кино не уступающие Ким Чен Иру.