Екатерина Бугрова Индустриальные руины: эстетика modern decay и туризм
На протяжении нескольких столетий формировалась и тиражировалась своеобразная привлекательность руин. Эстетика разрушенного, ветхого неизменно вызывала к себе интерес – в XVII веке в живописи появляется так называемый романтизированный «руинный» пейзаж (каприччо), а в XVIII веке «запущенность» руины как созвучной природе формы становится важнейшей составляющей ландшафта [Ухналев, 2002]. В XIX веке к захваченным «жаждой руин» изобразительному и ландшафтному искусству [Macaulay, 1953] добавляется и художественная литература: руины превращаются в декорации для драматических сюжетов произведений готической литературы, своего рода метафору злого рока и упадка. Так, наряду с многочисленными замками и аббатствами в названиях готических романов XIX столетия встречаются и руины: «Руины Ригонды, или отец-убийца» (Хелен Сент-Виктор, 1808), «Руины Тиволи: роман» (Фрэнсис Клиффорд, 1810), «Руины Рутвельского аббатства» (К. Д. Голландс, 1826) [Summers, 1969: 87] и т. д.
В XX и XXI веках заброшенные объекты массово попадают в объектив фото- и кинокамер. К примеру, в жанре постапокалиптики действие зачастую разворачивается на фоне отнюдь не одиночных руин, а целых оставленных и разрушенных городов; регулярно выходят художественные фотоальбомы, посвященные покинутым зданиям, появляются фотографы, специализирующиеся на такой съемке – Ребекка Лилит Батори (особенно любопытна ее книга 2014 года «Soviet Ghosts The Soviet Union Abandoned: a Communist Empire in Decay»), Тома Жорион и др. Руины становятся местом и темой для арт-проектов (например, проект греческих архитекторов Димитриса Грозопулоса и Евфимии Казимати «Archiving urban decay | Reanimate modern ruins», представленный на 15-й Международной архитектурной выставке в рамках Венецианской биеннале 2016 года и демонстрирующий проблему кризиса современных городов).
Следовательно, эстетизация и романтизация руин, насчитывающая десятки лет [Зенкин, 2001; Шенле, 2018], продолжается до сих пор и транслирует сложившиеся образы заброшенных пространств – живописных и депрессивных одновременно, связанных с притягательным естественным угасанием и рефлексией о прошлом.
Однако тяга к руинам проявляется далеко не только в искусстве и литературе, и особо здесь стоит выделить туризм. В маршрут Гран-тура – образовательных путешествий для молодых людей из аристократических и богатых буржуазных семей – включались Помпеи, пережившие в XIX веке свой первый туристический бум. Руины города, погибшего в результате извержения Везувия, привлекали путешественников, желавших увидеть, с одной стороны, нечто впечатляющее, а с другой – что-то неприятное, мрачное. При этом в качестве основной цели посещения Помпей подразумевалось созерцание, философское осмысление трагедии и смерти туристами, а также своего рода ритуализированный опыт погружения в специфический нарратив пространства [Kovacs, 2013], позволяющий представить быт древнего города и осознать весь ужас случившейся здесь катастрофы.
Таким образом, мы видим, что в поле туризма руины находятся уже более двух столетий.
Руины и виды туризма
На сегодняшний день ряд исследователей в качестве одного из альтернативных видов городского туризма выделяет руинный туризм, подразумевающий посещение разного рода заброшенных пространств – городов, замков, промышленных объектов [Le Gallou, 2018a], однако можно рассматривать руины как объект привлечения куда большего числа туристов, нежели только любителей руин. Помимо собственно руинного туризма, заброшенные объекты можно связать с фототуризмом – как уже отмечалось выше, привлекательное изображение руины является одним из самых распространенных способов эстетизации упадка и разрухи, таким образом, фототуристы становятся продолжателями давней традиции. В популярных социальных сетях насчитывается более 10 миллионов публикаций с хештегом abandoned, также используется специфический хештег ruin porn (порядка полумиллиона публикаций) – по названию движения в современной фотографии, целью которого является документирование разрушения исключительно современной окружающей городской застройки (зданий, инфраструктуры и т. д.), фиксация городского упадка, а не руин вообще [Ruin porn and the obsession with decay,2018].
Кроме того, существует несколько туристических компаний, организующих эксклюзивные фототуры по покинутым местам. Например, немецкое турагентство go2know предлагает своим клиентам поездки по «затерянным местам» (lost places) – заброшенным или законсервированным объектам, таким, как больницы (включая тюремную больницу Штази и знаменитый госпиталь Белиц-Хайльштеттен), аэродромы, психиатрические лечебницы, отели, театры, фабрики, тюрьмы и т. д. Также можно отправиться в недельное путешествие на Шпицберген – в шахтерский поселок Пирамида, ставший популярным у туристов после прекращения там угледобычи.
Заброшенные объекты, послужившие местами съемок фильмов и сериалов, могут привлекать кинотуристов. Так, покинутый и разрушающийся на протяжении нескольких десятилетий дом-памятник Болгарской коммунистической партии (также известный как монумент «Бузлуджа») был местом съемок нескольких музыкальных клипов и фильмов, что способствовало росту интереса к объекту по всему миру.
В рамках ностальгического туризма также можно включать в маршруты руинизированные пространства в качестве аттракций: особая атмосфера, возникающая при посещении заброшенного объекта, активизирует воображение, дает возможность попробовать представить, как функционировал объект, когда не был покинут. Такая мотивация для посещения руин также далеко не нова – рассмотренный ранее кейс с Помпеями как центром притяжения путешественников в XIX веке демонстрирует, что осмысление исторических событий имеет особый эффект, если происходит в месте, непосредственно с этими событиями связанном.
Схожей аргументацией можно воспользоваться, соотнося руины и мрачный туризм, подразумевающий посещение мест, где произошли какие-либо трагедии (и с этой точки зрения Помпеи, несомненно – объект мрачного туризма). Здесь в качестве наиболее посещаемых и известных точек можно назвать Чернобыль, мемориальный музей Аушвиц-Биркенау и Мемориал мира в Хиросиме.
И ностальгический, и мрачный туризм представляют руины как нечто относящееся к тому, что было, фокусируются на созерцании руин как прошлого, оставшегося в прошлом, и подчеркивают двойственность восприятия разрушенного (руина не равна тому объекту, которым она была когда-то; как было – нужно вообразить) [Лишаев, 2015: 106].
Помимо уже названных видов туризма, руины так или иначе могут быть задействованы в реализации событийных туров (мероприятие проводится на заброшенной территории), экстремальных и приключенческих (квесты, игры и тренировки на покинутых/законсервированных объектах). Отдельно стоит упомянуть гастрономический туризм – кейс руин-баров Будапешта наглядно показывает не только то, что нарочито демонстрируемая эстетика упадка может стать привлекательной для массового потребителя и превратиться в своего рода бренд территории, но и то, что успешно организованный на заброшенных пространствах бизнес может выступить импульсом для джентрификации. Таким образом, руина из символа разрухи способна трансформироваться в символ успешности, из андеграунда перейти в мейнстрим.
Однако важно отметить, что пригодными для организации легальных туров всех указанных выше видов туризма являются хорошо сохранившиеся и представляющиеся безопасными заброшенные объекты [Robinson, 2015].
Бугрова Екатерина Дмитриевна, ассистент кафедры социально-культурного сервиса и туризма департамента «Исторический факультет», Уральский гуманитарный институт, Уральский федеральный университет имени первого Президента России Б. Н. Ельцина, Екатеринбург, Россия
От редакции. Полностью статья «Индустриальныеруины: эстетикаmodern decay итуризм)» будет опубликована в 3 номере журнала 2022 года
