Анна Ганжа Рецензия на книгу Льва Ганкина «Хождение по звукам»

Книга Льва Ганкина «Хождение по звукам» переиздана во второй раз, в одном и том же издательстве АСТ. Эту книгу неизменно оценивают как хорошую, интересную и удачную, хотя вся она состоит из расшифровки устных рассказов о выхваченных из своих разнообразных миров поп-музыкантах. Современный отечественный музыкальный ландшафт беден на исследования поп-музыки, поэтому имеет смысл разбираться с каждой такой книгой и определять ее уникальное место в этом ландшафте.

Лев Ганкин — меломан, журналист и радиоведущий. Слово «меломан» не такое уж и нейтральное: в разных культурных контекстах оно может означать совершенно разное. В советском и постсоветском контекстах меломан, конечно же, это гораздо больше, чем просто любитель музыки. В советском и постсоветском контекстах меломан — и исследователь музыкальной инфраструктуры, и каталогизатор далеких неведомых музыкальных миров, и носитель особого этоса сопротивления действительности, и тот, кто слышит и видит больше, чем другие. Вольно или невольно такой человек становится носителем и воплотителем стратегий антропологически насыщенного описания. Этот тип музыкального любительства включает в себя и охоту за дисками, выискивание записей, обмен кассетами, сложные практики приобретения музыки и другие формы материальной циркуляции звукового. Эти найденные, присвоенные, освоенные записи становятся порталом в иные миры и провожают нас к чужим голосам, аффектам, озарениям и страданиям.

Поколенчески Ганкин успел побывать меломаном в двух мирах: мире дефицита и добывания музыки, когда принципы селекции слушания находятся в постоянной зависимости от возможностей и соблазнов музыкального коллекционирования, и в мире музыкальных сервисов и библиотек, где добывать ничего не надо, а задачей является удержание верности собственным принципам музыкальной навигации. По жанру книга представляет собой журналистскую болтовню. Тут следует оговориться: болтовня — это тоже редкость, на русском болтать не каждому удается. Болтовня искусственна и сама себя подогревает. Чтобы болтать на русском по поводу музыки, требуется архаичный и деверсифицированный словесный арсенал. С одной стороны, болтовня помогает заполнять время эфира равномерным потоком фактов и слов, с другой — болтовня  — легитимная форма рефлексии над музыкальным. Если тебе прорвало и слова вышли из под твоего контроля — акт болтовни состоялся и приобрел статус знания.

Структурно «Хождение по звукам» — собрание 45 эпизодов из жизни различных групп и исполнителей, между собой не связанных. Об этой несвязности, нетеоретичности, необязательности Лев Ганкин честно и подробно пишет в предисловии. Что означает название «Хождение по звукам»? Тут есть доля небрежного кокетства: на самом деле речь идёт ни о каких не звуках, а о вполне внятных и ясных музыкальных высказываниях. Почему есть отсылка к «хождению по мукам»? Вероятно, это фиксация страданий измученного бесконечным погружением в музыкальные миры субъекта. Но далее рецензирование подобного труда встает перед затруднением. Оценивать отобранный материал бесполезно, это не предмет для споров и обсуждений. Оценивать оценивание автором отобранного материала также бесполезно — это таинство, к логике которого ни у кого нет доступа.

Кто потребитель какого рода книжной продукции, если ее тираж и в самом деле довольно быстро разошёлся? Можно предположить, что это интереснейший типаж, лишенный этой самой способности критики суждения. Да, такие читатели имеются! Они с удовольствием прилепляются к тому, чей взгляд служит лупой на всё, на что падает их взгляд. Нам остается только посмотреть, какую цену пришлось заплатить здесь за риторическую состоятельность. В этом смысле ясно видно, что текст пронизан усилиями, которые помогают свести факты из жизни, экономические и маркетинговые стратегии авторов и их творческие устремления. Для этого используются слова «пожалуй», «как известно», «по правде говоря», «разумеется», «как бы то ни было», «поистине», «кстати», «порой», «если уж на то пошло», «в сущности», «конечно», «к слову», «вдобавок», «собственно», «другое дело», «признаться», «и впрямь», «есть ощущение».  Каждое из этих слов — бартовская вселенная, из которой можно реконструировать особую картину мира. Возьмем, к примеру, «разумеется». С одной стороны, первое, что бросается в глаза — что ничего не разумеется, что случайные факты и их нагромождение от этого «разумеется» не становятся яснее. С другой — появляется целая суггестия «разумеющегося».  Кто-то, разумеется, вел себя нелогично и, разумеется, непоследовательно, но мы, разумеется, могли бы отпустить ему все грехи — так хороши его композиции, которые, разумеется, понравятся не каждому и не сразу.  Другая вселенная «пожалуй». За «пожалуй» сохраняется презумпция свободного незаинтересованного рассуждения. Тот, кто способен сказать «пожалуй», находится сам с собой в непрерывном диалоге, он что-то взвешивает, примеряет и выносит разумный приговор. А тут факты и жизни зарубежных исполнителей. Тут, пожалуй, быстро и не разберешься, что про это всё и думать. Поэтому можно говорить, иногда останавливаясь на слове «пожалуй». Была ли певица глуповатой? Пожалуй, — хотя, разумеется, не это нас, пожалуй, должно в первую очередь волновать. Интересно, что весь этот арсенал вводных слов и фраз  неизменно сопровождает переводную литературу из жизни буржуазного мира. Герои там страдают, терпят несправедливость, совершают необдуманные поступки, рефлексируют и к чему-то стремятся.  Все это волнение жизненного моря покрывает стихия архаичных, нефункциональных, пафосных и многозначительных слов.  «Как известно»  — еще один мир, приближающий нас с сумме сентенций.  Это полузапретное выражение, наивно объявляющее нас союзниками чужих оценок. Удивительно, что музыкальное, современное, свободное, трансгрессивное, немедленно обрастает сентенциями и банальностями — «певец от Бога» (стр. 51), «искусство требует жертв, а современное искусство — и подавно» (стр. 302), «сейчас, в политкорректную эпоху гендерного равенства…» (стр. 53), «…обнаженная искренность нынче в моде, мы вообще живем в эпоху признаний — не только в музыке, но и в социальной жизни как таковой» (стр.340). Зачем нужны сентенции? Сентенции выполняют стабилизирующую функцию, они уравновешивают личные музыкальные переживания и музыкальные политики. К сентенциям должна быть прибавлена непременная ирония — опасная, с одной стороны, штука, а с другой, неизменная спутница тяжелого неповоротливого русского музыкального аналитического языка. Поэтому все эти «к слову», «бессменный фронтмен», «помятая физиономия», «тонкое наблюдение» и прочие намекающие на легкость и развязность фразы, несут высочайшую нагрузку. «Есть ощущение» — фигура подозрения. На ощущения можно списать многое, а у бедного журналиста иногда нет никаких оснований к суждениям кроме как с опорой на ощущения. «Вдобавок» — смешная форма связывания того, что плохо связывается. А что в музыке хорошо связывается? Практически ничего! «Собственно» — суггестивный оператор, в ответ на «собственно» добавить, собственно, нечего.

В конце концов, у нас нет другого критика, другого языка, других соображений, других подходов, других тупиков, других несообразностей — они все наши и вместе составляют наши страдания, нашу тоску, наш язык и нашу болтовню и вселенную Льва Ганкина, который выполняет функции критика, редактора, преподавателя, нарратора, ведущего, писателя и знатока, — нам остается только ходить с ним по звукам.