Александр Портнов «Крестный отец» боевика. Столетие Чана Че

Немного найдется режиссеров в истории кинематографа, определивших развитие целого жанра на десятилетия вперед. Непосредственный создатель крайне редко остается в памяти потомков, зато имена главных «зодчих» на слуху у всех. Не Чарли Чаплин снял первый комедийный фильм, но именно его наработками пользовались и пользуются все комедиографы от Мела Брукса до Леонида Гайдая. Отнюдь не Хичкок является изобретателем триллера, но именно его имя всплывает первым при упоминании этого жанра. Вестерны появились задолго до прихода в кино Джона Форда, но именно он создал настоящий миф о Диком Западе на большом экране. Студия Диснея не имеет отношения к первому мультфильму, но именно благодаря дедушке Уолту мультипликация состоялась, как полноценный вид киноискусства. Точно так же и у боевика есть свой персональный демиург, без которого жанр никогда бы не стал тем, чем стал. И фамилия у него отнюдь не Кэмерон и не Мактирнан. Более того, он вообще не европеоид. Человека, которому весь мир обязан фильмами с крутыми героями, экшеном, лихими перестрелками и безостановочными реками крови зовут Чан Че.

Сейчас Чан Че практически забыт за пределами Китая, что является примером вопиющей несправедливости – ему не посвящают десятки статей и монографий киноведы, его именем не названы кинофестивали, нет музеев этого человека, памятников и стел в его честь, при том что наследие Чана находится у нас перед глазами. Миллионы людей по всей планете живут спокойно без фильмов Феллини или Годара, в то время, как вдохновленные Чаном Че картины видел хоть раз всякий, соприкасавшийся с миром кино. Мы смотрим любой гонконгский боевик Брюса Ли или Джеки Чана и сами не замечая этого погружаемся во вселенную, которой не существовало бы без Чана Че. Не появились бы «Матрица», «Убить Билла», франшизы «Миссия невыполнима» и «Джон Уик» а также сотни, если не тысячи боевиков и боевичков со Шварценеггером, Ван Даммом, Сигалом и звездами поменьше. Гений этого человека стоит в одному ряду с гениями Куросавы или Копполы, в своем восхищении мастерством Чана признавались Квентин Тарантино, Роберт Родригес, Чжан Имоу, а его влияние можно проследить вплоть до фильмов Мартина Скорсезе и Ридли Скотта. Увы, кроме немногочисленных энтузиастов мало кто на Западе (а у нас тем паче) занят популяризацией наследия Чана Че – 10 февраля 2023 года должно исполнится ровно 100 лет со дня его рождения и, разумеется, эту дату проигнорируют везде, кроме Поднебесной, поэтому постараемся почтить память «крестного отца» гонконгского кино хотя бы таким скромным образом.

• 

Чан Че (или Чжан Чэ) появился на свет в семье, никакого отношения к кино не имевшей – папа его был военным, и сыну в раздираемой гражданской войной стране предназначалась так же военная карьера. В университете он обратил на себя внимание Чжан Даофаня, заведовавшего всей культурно-пропагандистской работой националистической партии Гоминьдан, и в 1948 году вслед за своим покровителем перебрался на Тайвань, где постепенно втянулся в киноиндустрию. Здесь у него появился еще один влиятельный знакомый в лице сына Чана Кайши и по совместительству начальника гоминьдановского политуправления Цзяна Цзинго, который взял 26-летнего Чана Че в свое ведомство в качестве комиссара. С военной службы тот уволится в 1957 году в полковничьих погонах, твердо решив связать жизнь с кино, для чего в том же году перебрался в Гонконг. Чем при этом руководствовался Чан, не вполне ясно – похоже просто влюбился в мир грез. До прихода в ведомство Цзяна Цзинго ему выпало поучаствовать в создании нескольких фильмов на Тайване и даже однажды посидеть в кресле режиссера, однако первые десять лет жизни в Гонконге он в основном трудился сценаристом. Все изменилось в 1967 году.

Гонконгское кино до прихода Чана Че мало напоминало то, к чему мы привыкли – бал правили мюзиклы и комедии, никакой крови, никакого насилия, только пасторальные и максимально безобидные сюжеты. Такое кино полностью устраивало и британцев, чувствовавших себя как на бочке с порохом ввиду близости маоистского Китая, и гонконгцев, получавших возможность сбежать от реальности, в которой они были лишь людьми второго сорта. Более того, гонконгский кинематограф той поры был самым феминизированным в мире – главными звездами были женщины (порой они играли и мужчин), а в титрах имена актрис указывались перед именами актеров независимо от роли в сюжете и количества экранного времени. Чуть ли не единственным киногероем мужского пола был «китайский Робин Гуд» Вон Фэйхун, которого на протяжении 30 с лишним лет играл актер Куань Такхин (нам данный персонаж больше известен в пародийном исполнении Джеки Чана в дилогии «Пьяный мастер»). При этом Вон Фэйхуна изображали этаким конфуцианским патриархом, боровшимся за незыблемость социальных норм, морали и почтения к старшим. Чан Че, который видел раскол страны, гражданскую войну и иностранную оккупацию своими глазами, которого внутренние распри заставили навсегда покинуть родной Шанхай, откровенно презирал традиции конфуцианства, даосизма и буддизма, считая их источником слабости Китая. Как любой уважающий себя националист, он мечтал о величии и единстве Родины, для чего, по мысли Чана, у людей перед глазами должен быть наглядный образ – не просто герой, а Герой, настоящее средоточие мужества, силы и отваги, своим примером вдохновляющий остальных на борьбу. И в 1967 году Чан продемонстрировал гонконгцам такого героя в фильме «Однорукий меченосец».

• 

К середине 60-х студия братьев Шао фактически монополизировала кинорынок Гонконга. Десятилетним упорным трудом Чан сумел завоевать авторитет на студии и добиться у ее главы Шао Жэньлэна, нам более известного по своему англизированному имени Ран Ран Шоу, разрешения снять в качестве режиссера фильм, радикально отличающийся от всего, что выпускалось раньше. «Однорукого меченосца» изначально рассматривали как планово-убыточный проект, т. к. считалось, что на кино с мужчиной в главной роли никто не пойдет, и, когда он продемонстрировал лучший на тот момент результат в истории гонконгского проката, на Чана Че стали смотреть, как на волшебника. Сборы «Меченосца» впервые превысили сумму в миллион гонконгских долларов, благодаря чему за Чаном закрепилось прозвище «режиссер на миллион», а Гонконг наконец обзавелся первой настоящей суперзвездой: у американцев уже был Джеймс Дин, у французов – Ален Делон, у японцев – Тосиро Мифуне, а первого китайца, чье имя прогремело на всю Азию, звали Джимми Ван Юй. Ван Юй был родоначальником целой череды героев боевиков, боровшихся за правду с помощью меча, кулака и приемов кунг-фу – Брюса Ли, Джеки Чана, Джета Ли, Донни Йена и прочих звезд экшен-кино никогда не существовало бы без его «Однорукого меченосца». По тем временам фильм шокировал зрителя своей запредельной жестокостью: в первой же сцене отца главного героя убивали бандиты, самому Ван Юю в эстетически безупречной сцене отрубали руку, кровь заливала снежное поле под гнетущее завывание музыки, но даже будучи калекой, вооруженным лишь обломком меча, он все равно ухитрялся спасти жизнь учителя, перебив злодеев всех до одного. Сейчас, конечно, нас вряд ли удивят подобные сюжетные ходы, да и Ван Юй не производит впечатление терминатора – за два часа экранного времени от его руки погибло только восемь человек, а значительную часть сюжета Чан Че вынужден был, в силу инерции киноиндустрии, отвести под любовную линию, но и этого хватило, чтобы перевернуть гонконгский кинематограф с ног на голову.

Не имея профильного образования, Чан, как настоящий политкомиссар, очень тонко чувствовал дух времени и одним из первых уловил потребность зрителя в герое-борце. Молодежь 60-х жила предвкушением будущей всемирной революции, и в 1968 году она, казалось, началась: «Красный май» во Франции, «Свинцовые годы» в Италии, протесты против Вьетнамской войны в Штатах, наложившиеся на борьбу за права чернокожих. Полыхала Мексика, полыхала Германия, полыхала Греция, полыхали Лаос и Камбоджа, коммунистические восстания сотрясали Индию, Таиланд, Индонезию и Филиппины, даже в Японии развернулось широкое антиамериканское движение, в авангарде которого шли местные левые. Гонконг не остался в стороне: нищета, коррупция, ненависть к колонизаторам и отсутствие у населения каких бы то ни было прав сначала вылились в беспорядки 1966 года, а в следующему году город охватила настоящая гражданская война – в полицию летели бомбы, протестующие захватывали правительственные здания, требуя воссоединения с материковым Китаем, в ответ их забивали дубинками, расстреливали, бросали против них вертолеты и т. д. Именно в этот год состоялся триумф «Однорукого меченосца». Чан Че, воспевавший людей сильных духом, не отступающих перед лицом смерти, защитников правды и справедливости, стал выразителем чаяний целого поколения.

• 

Со своей стороны, Ран Ран Шоу понял, какая удача упала ему в руки, и дал Чану карт-бланш на выпуск новых фильмов в том же стиле, что и «Однорукий меченосец». Гонконгцы славились умением работать – на съемки уходило не так много времени и средств, и, поскольку по бюджетам студия братьев Шао не могла тягаться не то что с Голливудом, но даже с Японией, расчет делался на количество, а не качество. Снимали с минимумом дублей, звук записывали отдельно на студии с помощью простейших подручных инструментов (отсюда характерный грохот ударов – отличительный штрих гонконгских боевиков), актеры по большей части выполняли все трюки сами, поэтому их старались вербовать из числа спортсменов. Это во многом обеспечивало студии успех: по закону больших чисел какой-то из выпускаемых ею ежегодно десятков фильмов да окупился бы, заодно окупив и мизерные затраты на своих менее удачливых собратьев. Чану за счет трудоспособности и природного чутья везло больше прочих, поэтому он скоро стал флагманом студии.

Вслед за «Одноруким меченосцем» Чан Че и Ван Юй выпустили еще три совместных фильма, однако скоро Ван решил, что ему тесно в рамках студии братьев Шао, и разорвал контракт, уйдя на вольные хлеба. Увы, его амбиции явно не соответствовали его талантам, и все фильмы Ван Юя, снятые без Чана Че, были лишь вариациями на тему «Однорукого меченосца», но только более дешевыми. В итоге довольно скоро слава первой суперзвезды Гонконга померкла, а сам он оказался замешан в целом ряде скандалов, вызванных предполагаемыми связями Вана с триадами. Когда в апреле 2022 года Ван Юй скончался, вспоминали о нем исключительному по первому и самому успешному фильму. Меж тем, с уходом главной звезды перед Чаном Че встала проблема, кем его заменить. Тогда студия пошла на необычный шаг и объявила конкурс на место Ван Юя, выиграли который, обойдя несколько тысяч конкурентов, два молодых актера Ти Лун и Дэвид Цзян. При том, что внешне они были полными противоположностями, на экране Ти и Цзян создали удивительно органичный дуэт, моментально получивший статус визитной карточки братьев Шао.

• 

Ти Лун, настоящим именем которого было «Там Фувин», никогда на актера не учился – после смерти отца в возрасте 11 лет он бросил школу, чтобы прокормить семью, поначалу работал курьером в магазине, потом стал портным и именно из ателье попал на сцену. Благодаря увлечению спортивной гимнастикой и владению стилем вин-чун он смог привлечь внимание и практически сразу получил главную роль в новом фильме Чана Че «Тупик». Псевдоним «Ти Лун» был образован от имени Алена Делона, которым восхищался молодой актер. По китайским представлениям он, как и его кумир, действительно обладал эталонной внешностью – высокий рост, широкие плечи, идеальная спортивная форма, круглое лицо, большие глаза, – чем выгодно отличался от куда менее импозантного Ван Юя. Дэвид Цзян (у нас его фамилию часто передают по-кантонски как «Чан» или «Чианг»), казалось, походил на Ти Луна только цветом волос: невысокий и субтильный, он, тем не менее, отличался куда большей эмоциональностью и экстравертностью на фоне всегда сдержанного Ти, плюс мог похвастаться просто очаровательной улыбкой, мгновенно принесшей Цзяну армию поклонниц. Если основным амплуа Ти были классические мужественные герои, то Цзян чаще играл трикстеров и бунтарей. Отсутствие мускулов он так же сумел обернуть себе на пользу – во времена, когда 90% актеров-мужчин в Гонконге снимались голыми по пояс (не только с целью козырнуть своим телосложением, но и чтобы кровавые увечья смотрелись эффектней), Цзян всегда щеголял в застегнутых на все пуговицы костюмах, оставляя открытыми только лицо и кисти рук, чем моментально выделялся из толпы. Порой это приводило к забавным ситуациям, поскольку ради цельности образа ему приходилось все делать, не раздеваясь – лезть в воду, спать, заниматься любовью со своими экранными партнершами, даже курить после окончания процесса.

При всех различиях, Ти и Цзян смотрелись на экране как одно целое. Во многом это стало возможным из-за того, что между актерами моментально возникла очень трогательная дружба, ставшая притчей во языцех среди гонконгцев – они жили в одном доме, вместе ездили на работу и уезжали с работы, вместе ели (часто из одной тарелки), проводили свободное время тоже вместе. В четырехмиллионном городе жизнь кинозвезд проходила на виду у всех, в результате чего за Ти и Цзяном в скором времени закрепилось шуточное прозвище «самой красивой пары Гонконга». Под началом Чана Че, ставшим для обоих наставником и безусловным авторитетом, они за 8 лет сыграли главные роли в 25 фильмах, плюс еще в одном появились в качестве камео. Благодаря такой продуктивности возникло устойчивое выражение «Железный треугольник», применительно к миру кино обозначающее конкретно творческий союз Чана, Ти и Цзяна.

• 

Именно при их участии Чан снял свой лучший фильм «Дуэль», сюжет которого концентрировался на персонаже Ти Луна – приемном сыне лидера триады, мстящем за убийство босса. Режиссеру хотелось оторваться по полной, а потому фильм лопался от обилия драк: ножи, топоры и пистолеты в руках бойцов не задерживались, в дело периодически шли табуретки или бамбуковые дубинки (позже этот прием, правда, в комических целях, позаимствует Джеки Чан), однако среди тысяч других боевиков «Дуэль» выделялась не этим, а динамикой взаимоотношений между героями. Ти предпринимал отчаянные попытки убить Цзяна, не по своей воле отправившего его босса на тот свет, но всякий раз обстоятельства вынуждали их объединяться против общего врага. На пути к финальной дуэли они столько раз ухитрялись спасти друг другу жизни, что, естественно, когда нож Ти оказывался прямо у горла Цзяна, духу завершить начатое тому не хватало. С прибытием очередных полчищ неприятелей, посланных стоящим за всем чиновником, герои вновь оказывались спиной к спине и принимали смерть, держась за руки.

В годы существования «Железного треугольника» окончательное формируется собственный стиль Чана, получивший название «янган» или, в переводе, «стойкое мужество». Его суть – гипертрофированная идеализация возможностей отдельной личности. Персонажи Чана Че, как настоящие супергерои, бьют сильнее всех, прыгают выше всех, бегают быстрее всех и способны в одиночку сражаться с ордами врагов. При этом они вовсе не бессмертны: их можно ранить, перерубить им конечности, выколоть глаза, но вслед за ранением неизменно следует приток сил, и битва становится только яростней. Ярчайшей иллюстрацией такого подхода служит кассовый хит «Боксер из Шантунга», в котором главную роль сыграл актер Чэнь Куантай, периодически дополнявший дуэт Ти Луна и Дэвида Цзяна в качестве «третьего мушкетера»: во время финальной битвы против нескольких сотен бандитов Чэню в живот всаживают топор, однако он еще несколько минут продолжает косить врагов с утроенной силой, прежде чем упасть замертво, не оставив никого в живых. Когда в 1968 году надежды на всемирную революцию рухнули, солдаты этой революции испытали жесточайший психологический слом – все самые дерзкие мечты, еще вчера казавшиеся осуществимыми, так и остались просто мечтами. Чан Че уловил эту перемену среди молодежи, и в его фильмах отчетливо засквозила тревожная нота невозможности абсолютной победы. Если в «Одноруком меченосце» Джимми Ван Юй выходил триумфатором из сражения, сохранив жизнь, то уже следующий их совместный фильм «Убийца» оканчивался трагической гибелью Вана. В дальнейшем лейтмотив, что борьба за справедливость не может кончиться ничем, кроме смерти, на долгое время станет центральным в творчестве Чана. Причем даже полностью положительные герои имели все шансы умереть максимально жестоко – через вырезание сердца, разрывание пополам или четвертование. Печальный рекорд, кажется, принадлежит Дэвиду Цзяну, умершему в конце 17 фильмов Чана (не считая тех, где он был статистом).

• 

Чан Че не считал нужным сковывать себя законами физики или биологии. Он не задумывался, может ли человек выжить, потеряв декалитры крови – должен, значит выживет. При этом в выстроенной им фантастической реальности действовали свои жесткие законы. Если персонаж способен с одного прыжка запрыгнуть на крышу здания, то летать он ни при каких обстоятельствах не научится. Он может голыми руками пробить врагу грудную клетку, но не в состоянии отразить ими пулю или разорвать железную цепь. Битвы у Чана скорее напоминали театрализованное представление с кучей условностей, но никогда не скатывались в откровенное фэнтези. Жестокость, которая считается чуть ли не главной отличительной чертой его работ, так же во многом театральна – краска заливает экран, но даже не пытается сойти за кровь, шрамы от ранений тоже не сильно убедительные, иногда наиболее изуверские смерти не демонстрируются вовсе или демонстрируются урывками (например, вырезание герою сердца в «Братьях по крови»). В китайской истории всякого хватало, однако китайское искусство до Чана Че избегало темы жестокости, и непуганого зрителя тех лет такой «кровавый аттракцион» еще мог привести в ступор (хотя, опять же, вряд ли, учитывая, что творилось на гонконгских улицах). Сейчас же он воспринимается именно как художественный элемент.

Чан открыто презирал попытки искать в фильмах скрытый символизм, аллюзии, метафоры, какой-то ускользающий посыл или психологическую глубину, которых там нет. Касалось это и его собственных работ – когда за Чаном был признан статус отца современного гонконгского кино, появились попытки анализа жанра «янган» с позиций фрейдизма на предмет поиска в них завуалированных садомазохистских или гомосексуальных наклонностей самого режиссера. Даже кинокритик Ши Ци, справедливо вписавший его в общий контекст «новых волн», не удержался от рассуждений об этой стороне «янгана» в том духе, что «доказательств нет, но и так все ясно». Чан на такие заявления обычно отвечал: «иногда дружба – это просто дружба». По собственному признанию, в кино его волновали только герой (обязательно мужчина) и экстремальная ситуация, позволяющая герою проявить свои лучшие качества. Женщины в таких фильмах выполняли сугубо функциональную роль, причем зачастую резко негативную – они регулярно становились причиной смерти персонажей или вероломно всаживали им нож в спину. Этот факт породил представление о Чане, как об убежденном женоненавистнике, что к реальности не имеет никакого отношения. Более того, ближайшим другом режиссера и единственным критиком, к мнению которого Чан прислушивался, была его жена Лян Личан, повсюду следовавшая за мужем. Росший и формировавшийся в армейской среде, Чан огромное значение придавал чувству локтя, готовности отдать жизнь за боевых товарищей (один из его фильмов так и называется: «Все мужчины – братья»). Сотрудничество с Ти Луном и Дэвидом Цзяном позволило Чану наиболее полно раскрыть собственные представления об обязательном для каждого мужчины кодексе поведения, что особенно хорошо заметно в его эстетически наиболее выверенном фильме «Месть».

«Месть» или, в другом переводе, «Возмездие!» – пример потрясающего сочетания минимализма и выразительности, сухого повествования и яркого визуала. Сюжет прост, как три гонконгских цента: актер пекинской оперы (Ти Лун) убит по приказу владельца школы кунг-фу, богатого бизнесмена и местного варлорда, желающих получить его жену, но у покойника находится брат (Дэвид Цзян), который по очереди расправляется с каждым из убийц. К минимуму сведены реплики и диалоги, а те, что есть, очень лаконичны, актеры играют в сдержанной манере, традиционно улыбчивый Цзян на сей раз крайне серьезен и малоэмоционален, всю внутреннюю борьбу, переполняющие героев чувства, их мотивы и скрытые помыслы передают едва различимые жесты и мимика, поза, элементы одежды и т. д. Цзян, персонаж которого навеян «Самураем» Жан-Пьера Мельвиля, большую часть фильма ходит в черном, напоминающем священническую рясу костюме, идеально подчеркивающем его роль судии, пришедшего карать грешников, однако для последнего боя он переодевается во все белое – цвет смерти в Китае. Финальный поединок, вдохновивший сцену в «Доме голубых листьев» из первой части «Убить Билла», когда белый костюм Цзяна медленно окрашивается в ярко-красный из-за огромного количества пролитой крови, по красоте и артистизму исполнения легко заткнет за пояс любое побоище в современных многомиллионных блокбастерах.

За «Месть» Чан Че удостоился единственной в карьере премии лучшему режиссеру на 16-м Азиатско-тихоокеанском кинофестивале, а 22-летний Дэвид Цзян был признан лучшим актером (в ту пору пресса носила его на руках, называя то «королем азиатского кино», то «королем кунг-фу»). Под впечатлением от просмотра фильма писательница Лиллиан Ли создала повесть «Прощай, моя наложница», посвященную актерам пекинской оперы, экранизация которой 1992 года за авторством Чэня Кайгэ получила все возможные пальмовые ветви, глобусы, бафты плюс две номинации на «Оскар», а зрители в полном согласии с критиками признали ее лучшим китайским фильмом всех времен. Главные герои повести напрямую вдохновлены Ти Луном и Дэвидом Цзяном, а один из них носит имя Дуань Сяолу – персонажа Цзяна в «Мести» звали Гуань Сяолу.

• 

Начиная с «Мести» в творчестве Чана Че все яснее прослеживается еще одна особенность «янгана». Если прежде социальные проблемы, а также отношения между героями и властью игнорировались режиссером, то теперь на первый план выходит Чан-мятежник, Чан-оппозиционер. Двое из трех злодеев в «Мести» являлись представителями высших классов, утопающими в роскоши и излишествах. В противовес им герои Ти Луна и Дэвида Цзяна подчеркнуто скромны и небогаты. В 1972 году хитом стал «Боксер из Шантунга», в котором простой рабочий в исполнении Чэнь Куантая вступал на путь криминала, постепенно вырываясь из нищеты, но теряя при этом значительную часть своих положительных качеств. Чан Че дал Чэнь Куантаю шанс на исправление, и его персонаж останавливался в шаге от окончательного падения, искупая смертью совершенные грехи. В следующем году состоялась премьера «Братьев по крови» (нам более известен их относительно свежий ремейк «Полководцы» с Джетом Ли, Энди Лау и Такеши Канеширо), где похожий путь, но только в декорациях Цинского Китая, прошел герой Ти Луна. Фильм начинался историей идиллической дружбы трех воинов в исполнении Ти, Цзяна и Чэня, участвующих в подавлении Тайпинского восстания, однако Ти, продвигаясь вверх по карьерной лестнице, не выдерживал испытания властью и предавал товарищей, а затем убивал героя Чэня, чтобы получить его жену. Мстителем за друга выступал персонаж Дэвида Цзяна, который в конце концов отправлял Ти к апостолу Петру, после чего и сам шел на плаху.

В «Боксере из Шантунга» и «Братьях по крови» Чан Че наглядно показал свое отношение к власти и богатству – согласно его убеждениям, нравственной чистотой могут обладать только угнетенные, те, у кого за душой нет ничего, кроме кулаков. По удивительному совпадению, в своей апологии сильной личности Чан пришел к тому же выводу, что и живший в 10 000 км от Гонконга Мельвиль: злейший враг личности – капиталистическое государство. В 70-е экономическое чудо привело к тому, что гонконгцы начали богатеть. Улучшились жилищные условия, ситуация с медициной стала не такой критичной, в повседневную жизнь вошли элементы роскоши, вроде телевизоров и личных автомобилей. Для Чана эти перемены, размывавшие понятия чести и братства, были бельмом на глазу, а потому ненависть к власти в каждом следующем его фильме росла с геометрической прогрессией. Герои Чана своей силой, своей любовью к свободе, своей независимостью обрекались на перманентный конфликт с системой, само их существование представляло для государства опасность.

• 

Тот же Ши Ци прямо сравнивал Чана Че с Мао Цзэдуном. Если Мао осуществил революцию в Китае, то Чан осуществил революцию в китайском кино. Одним с трибуны, а другим с экрана доносилась общая мысль: «Бунт – дело правое». Не случайно, что пик карьеры Чана (1967 – 1977 годы) совпал по времени с Культурной революцией. Парадоксальным образом, богачей, чиновников, генералов и прочих власть предержащих клеймил ветеран войны с коммунистами и высокопоставленный пропагандист на службе Чана Кайши. Этому не мешало даже то, что его постоянный соавтор Ни Куан, сценарист 72 фильмов Чана, был, пожалуй, самым упоротым антикоммунистом Гонконга. По молодости Ни успел отслужить в Красной армии, был милиционером, потом охранником в лагере, но погорел на уничтожении госсобственности и бежал в Гонконг, торжественно пообещав, что нога его впредь не ступит на материк. При всем при этом Ни полностью разделял взгляды Чана на честь и справедливость, более того, капиталистическое неравенство бесило его ничуть не меньше коммунизма. В 2009 году он даже заявил, что предпочел бы жить при Мао, чем при нынешнем капитализме.

Чан Че так и не решился сделать последний шаг, ткнув пальцем в источник всех бед: до конца жизни он остался идеалистом, а бунт его героев – бунтом индивидов. Ран Ран Шоу чувствовал двусмысленность ситуации. С одной стороны, Чан приносил ему доход, с другой, финансирование все более нонконформистского кино не входило в планы студии, поэтому в 1974 году «Железный треугольник» в полном составе отправился на Тайвань к Цзяну Цзинго, к тому моменту поднявшемуся до поста премьер-министра и официального преемника отца – считалось, что он сумеет удержать полковника Чана от излишнего радикализма и перенаправит его неуемную энергию в другое русло. На Тайване в распоряжении Чана оказалось целое Министерство обороны, плюс Цзян Цзинго многие расходы оплачивал из своего кармана, а потому и масштаб фильмов разросся до полноценных киноэпопей: картины «Марко Поло», «Восстание боксеров», «Армия семерых бойцов» и «Военно-морской коммандос» составили условную «тайваньскую тетралогию» на сюжеты китайской истории, однако неконтролируемые траты привели к тому, что они крайне скромно выступили в прокате, поэтому в 1977 году режиссеру пришлось возвратиться в Гонконг.

• 

В середине 70-х Чан Че сам стал постепенно превращаться в конфуцианского патриарха. Коллеги обратили внимание, как горевший в нем огонь молодости постепенно затухает, а на месте бунтаря появляется убеленный сединами глава многочисленного семейства из актеров, помощников режиссера, операторов, хореографов боев и т. д. Еще до командировки на Тайвань, им была снята кинотрилогия, посвященная проблемам современных подростков: «Молодежь», «Конфликт поколений» и «Друзья». В споре отцов и детей Чан явно занимал сторону последних – он с большой нежностью относился к своим молодым героям, оправдывая их даже в предосудительных поступках, и совсем не дозволял себе старческого брюзжания, хотя на момент съемок этих фильмов режиссеру шел уже шестой десяток.

Увы, все имеет срок службы, и вторая половина 70-х стала временем кризиса жанра «янган». Если десятилетие назад Чан Че был единственным и неповторимым королем боевиков, то теперь боевики снимали все. В 1970 году возникла студия Golden Harvest, ставшая главной соперницей братьев Шао и открывшая миру Брюса Ли. Из-за конкуренции фильмы Чана теряли заметный процент кассы, репутация «режиссера на миллион» пошатнулась. Не помогал ситуации и расцвет телевидения, ставшего серьезной угрозой для кинотеатров. Наконец, в середине 70-х насилие на экране достигло таких размахов, что власти Гонконга пошли на ужесточение цензуры. Кровавое месиво, подобное «Мести» и «Дуэли», теперь в прокат не пускали, а значит боевикам пришлось стать более «вегетарианскими». Вдобавок, в 1975 году от Чана ушел один из ближайших соратников и незаменимый постановщик боев Лю Цзялян (у нас его звали Лау Карлюном или Лю Чиалянгом), которому выпал шанс осуществить мечту жизни и стать режиссером – позже он снимет достаточно известный фильм «36 ступеней Шаолиня». Эта потеря заметно сказалась на качестве экшена у Чана Че. Сыграла свою роль и международная обстановка. В том же 1975 году во Вьетнаме, Лаосе и Камбодже к власти пришли коммунисты, из-за чего студии потеряли третью часть всех рынков Юго-Восточной Азии. Пришлось урезать расходы, и любовь Чана выходить за рамки бюджетов стала серьезной проблемой. Но, самое главное, прежде безошибочное чутье нашего героя дало сбой. Если в 1967 году гонконгский зритель был зол на мир и жаждал справедливости любыми методами, то спустя десять лет этот зритель из молодого радикала превратился в сытого, респектабельного горожанина с семьей и детьми, согласного платить за развлечение, а не за бунт. В 1978 году ученик Чана Че по имени Юэнь Ву-Пин, с которым они работали на 21 фильме, снял комедийный боевик «Змея в тени орла», превратив никому не известного каскадера Чэн Луна в суперзвезду Джеки Чана. Спустя полгода успех был закреплен «Пьяным мастером». Людям больше нравились веселые и абсурдные комедии Юэня, чем подчеркнуто серьезные фильмы Чана, из-за чего тот окончательно ушел в тень.

• 

Довершил все распад «Железного треугольника». В 1977 году по до конца невыясненной причине дружба Ти Луна и Дэвида Цзяна резко закончилась, и они полностью оборвали отношения. Фильм «Военно-морской коммандос» стал последним, над которым «Железный треугольник» работал в полном составе, но у Ти и Цзяна в нем уже не было совместных сцен и даже их рабочий график составлялся таким образом, чтобы они не встречались на съемочной площадке. С окончанием съемок «золотой век» в карьере Чана Че подошел к концу. Не мысливший себя вне кино, он отчаянно пытался поспеть за стремительно меняющейся реальностью – раз люди вновь хотели видеть комедию, Чан трансформировал свою манеру, сделав ее более ироничной и гротескной. С 1978 года он в основном сотрудничал с группой из пяти гонконгских и тайваньских актеров, известных под прозвищем «пятеро ядовитых» по первому совместному фильму (название происходит от пяти стилей кунг-фу, которыми владели их персонажи – сороконожки, скорпиона, змеи, ящерицы и жабы). Поскольку именно эти ленты когда-то первыми дошли до американского зрителя на видеокассетах, долгое время в Штатах Чана знали по поздним несколько аляповатым фильмам, а у критиков он проходил по категории «мусор». С годами былая слава увядала, Чан старел, покрывался пылью, его фильмы привлекали все меньше зрителей с каждым годом. К тому же в поздние 70-е и ранние 80-е рождалась гонконгская идентичность, враждебная материковому Китаю, в то время как Чан своими фильмами, наоборот, стремился вписать город в общекитайский контекст, не делая разницы между Гонконгом, Тайванем и КНР. Казалось, что имя Чана, как и он сам, канет в вечность, но в этот момент произошло то, чего никто не ожидал.

Под занавес 1984 году на Гонконг обрушился Апокалипсис – правительство Тэтчер согласилось передать его Пекину к 1997 году. 35 лет белые господа накачивали своих подданных историями о зверствах коммунистов, внушали им, что они не китайцы, а гонконгцы, что там на материке только голод, нищета и террор, от которых их защищает сапог британского солдата, после чего, как шавок, пнули этим сапогом под зад. Люди испытали шок: все планы, перспективы и целые судьбы оказались смыты в унитаз, началась массовая распродажа имущества за гроши, единственной целью было собрать сумму на билет в один конец подальше от Гонконга. Эмиграция достигала десятков тысяч человек в год. Казалось, что черная бездна разверзла над некогда самым преуспевающим городом Азии свою зубастую пасть. И в этих условиях, когда рушились надежды, когда отчаяние накрывало с головой, а спасения ждать было неоткуда, звезда Чана Че засияла с такой яркостью, какой не ожидал никто. На арену вышел его любимый ученик Ву Юйшэн, нам более известный как Джон Ву, взявший все приемы и наработки учителя, перенесший их в новые реалии и в 1986 году выдавший боевик «Светлое будущее». Из небытия вернулся Ти Лун, сыгравший в нем главную роль – зритель, помнивший его некогда идеальную внешность, ахнул, увидев актера с залысинами, морщинами, лишним весом, но все такого же мужественного и готово драться против сотен и тысяч врагов. «Светлое будущее» заработало в прокате 4,5 млн американских долларов, почти в 30 раз больше «Однорукого меченосца». Ни Брюс Ли, ни Джеки Чан не могли даже мечтать о таком результате. Жанр «янган», теперь называвшийся «героическим кровопролитием», вновь стал главным жанром гонконгского кино.

• 

Воспоминания Джона Ву о Чане проникнуты преклонением неофита перед божеством – тот привел его в профессию, поделился своими знаниями, дал смысл жизни, в тяжелую минуту избавил от депрессии, помог поверить в свои силы. Теперь Ву делал то, что за 20 лет до него сделал Чан: дарил людям надежду на то, что в отвратительном прогнившем мире все не сводится к власти и богатству, что поступающий в согласии с совестью человек может одержать победу над более сильным противником. К тому моменту и сам Чан вплотную столкнулся с прелестями «дивного нового мира»: его фильмы окончательно перестали приносить доход, и некогда самый успешный гонконгский режиссер оказался в долгах, по которым физически не мог расплатиться. О бедственном положении учителя вскоре узнали Дэвид Цзян и Дэнни Ли – еще один актер труппы братьев Шао. И тогда родилась идея собрать вместе всех звезд «янгана», снять фильм «Просто герои», отдающий дань уважения Чану Че, а прибыль передать ему для спасения от банкротства. На клич Цзяна и Ли откликнулись практически все, кто еще был в строю: в режиссерское кресло сели Джон Ву и У Ма (так же ученик Чана и один из его помрежей), сценарий написал Ни Куан, главные роли сыграли Дэвид Цзян и Чэнь Куантай, а на заднем плане засветилось с десяток звезд боевиков прошлого десятилетия. Изначально предполагалось, что третью главную роль исполнит Ти Лун. Ради помощи учителю они с Цзяном наконец примирились, признав, что вели себя, как дураки, однако Ти накануне съемок сломал руку и не смог участвовать в экшен-сценах. Его роль пришлось отдать Дэнни Ли, а участие Ти ограничилось небольшим эпизодом.

«Просто герои» поражают не столько художественными достоинствами, сколько трогательной историей создания. Фильм посвящен борьбе за наследство босса триады, под которым ясно угадывается Чан Че – в одной из первых сцен он беседует с приближенными, глубокомысленно замечая, что «нужно знать, когда вовремя уйти от дел». Увы, с мирной пенсией, о которой босс мечтает, выходит накладка, после того, как один из представителей молодого поколения организует его убийство из страха, что преемником выберут кого-то другого. Хитом «Просто герои» не стали, но заработали достаточную сумму, чтобы вытащить Чана из долговой ямы и обеспечить достойную старость. Однако, как только он ее получил, то сразу же все потратил… на съемки нового фильма.

• 

Благодаря усилиям учеников вклад Чана Че в историю наконец получил признание. В 1997 и 2002 годах его отметили премиями за жизненные достижения, в 2004 году в числе первых удостоили памятной таблички на гонконгской «Авеню звезд», а в 2011 году исполком кинофестиваля «Золотая лошадь» включил его в список 50 лучших китайских режиссеров. Всплеск интереса к Азии в 70-х и 80-х привел в Голливуд Джона Ву, Кори Юэня, Цуй Харка, которые снимали там кино и делились опытом, полученным в том числе от Чана Че. Появившиеся тогда герои боевиков – Сталлоне, Шварценеггер, Ван Дамм, Сигал, Норрис и т. д. – во многом наследовали Брюсу Ли, который, в свою очередь, наследовал «Однорукому меченосцу». До этого в Штатах боевика как единого жанра не существовало: были вестерны, был нуар, было историческое и военное кино, содержавшие лишь его отдельные элементы. Без притока «гонконгской крови» боевик не стал бы чем-то цельным, а потому в нем до сих проскакивает что-то от Чана Че: «На гребне волны», «Бешеные псы», «Леон», «Пристрели их», «300 спартанцев» в своей ДНК содержат заложенный «янганом» код. Не случайно Тарантино, организуя первый кинофестиваль своего имени, из всего гонконгского кинематографа для показа выбрал два фильма – «Дуэль» и «Речные заводи». Оба снял Чан Че. О том, что Гонконг до сих пор дышит воздухом Чана Че и говорить не приходится – достаточно посмотреть на работы Ринго Лама, Джонни То, Эндрю Лау, Бенни Чана, Стэнли Туна и др. Даже артхаусник Вонг Кар-Вай не стеснялся заимствований у Чана Че.

Сердце Чана остановилось 20 лет назад – 22 июня 2002 года. За почти полувековую карьеру он приложил руку как режиссер и сценарист к более чем 120 фильмам (точное число установить, по-видимому, невозможно, т. к. многие из них не сохранились), сформировав нынешний облик мирового кинематографа. Себя он при этом гением не считал, более того, довольно критично оценивал собственные способности. Расхожей темой пересудов был тяжелый характер режиссера, якобы не умеющего снимать без скандалов и ругани с подчиненными. Чан признавал, что он не подарок, но всегда подчеркивал, что сердится прежде всего на самого себя. Все, кто знал его лично, соглашались, что это очень веселый, скромный и интеллигентный человек. Журналистка Энни Вон, не любившая фильмы Чана, находила его самого образцовым джентльменом. Чан был не только режиссером, но и поэтом – тексты песен, звучащих в его лентах, в основном написаны им самим. Грезивший о величии Китая, он ушел в момент, когда это величие стало обретать осязаемую форму. Последние фильмы бывший полковник Гоминьдана снимал уже вместе с материковыми китайцами. Великие революционеры живут, пока живы государства ими созданные, города, ими построенные, и люди, ими выращенные. Великий революционер Чан Че будет жить, пока истории о борьбе чести и бесчестия, справедливости и несправедливости трогают наши сердца. Невозможно подсчитать, скольким зрителям его фильмы дали силы жить, скольких утешили в трудную минуту и остановили в шаге от петли. Сейчас Чана вспоминают все реже, но, если окружающий мир вновь оскалит свою пасть, этот толстый некрасивый старик с бульдожьим лицом и кривой улыбкой вновь вернется и заставит зрителя поверить, что даже один единственный человек может хотя бы и ценой своей жизни обратить в бегство целую армию, если правда находится на его стороне.