Александр Портнов Ариадна в лабиринте Минотавра

Рецензия на фильм «Бебиа, по моему единственному желанию».

Право открывать конкурсную программу «Зеркала» в этом году выпало грузинскому фильму «Бебиа, по моему единственному желанию» режиссера-дебютантки Жужи Добрашкус – истории о девушке, которая после многих лет, прожитых в Лондоне, возвращается в родное село на похороны бабушки. Там ее, как самую младшую в семье, просят исполнить старинный ритуал – протянуть нить от места бабушкиной смерти до гроба таким образом, чтобы эта нить ни разу не оборвалась, ну а поскольку смерть наступила в городской больнице, главной героине предстоит прошагать 25 км через горы, леса и реки, что, прямо скажем, непросто даже для здорового мужчины.

Чтобы зритель в своих размышлениях не ушел куда-то в сторону, режиссер с ходу раскрывает внутренний символизм картины, наделяя героиню именем Ариадна, неразрывно в массовом сознании связанным с легендой о Минотавре (на всякий случай один из второстепенных персонажей вслух упомянет того самого Минотавра, при этом тактично умолчав о нити Ариадны). Правда, по сравнению с легендой, роли вывернуты наизнанку – через «лабиринт» проходит сама владелица нити, а ее Тесей (благополучно переименованный в Темо, то бишь Тимура) лишь сопровождает ее, выполняя функции гида. Как и следует ожидать, первой не выдерживает испытаний самый хрупкий их участник – та самая нить, рвущаяся при переходе через одну из рек. По идее, после этого идти дальше не имеет никакого смысла, ведь ритуал уже не соблюден, однако Ариадна, внешне демонстрируя скепсис по отношению ко всем этим «языческим пережиткам», проявляет удивительное упорство и, скрыв свою досадную ошибку, продолжает поход. Учитывая, что бабку-покойницу (чье имя – Медея – опять же отсылает к греческой мифологии, правда на сей раз к путешествию аргонавтов) нам практически до самого конца представляют, как персону весьма неприятную и грубую, открыто сожалеющую о решении завести детей, можно только подивиться настойчивости главной героини.

В конце концов по возвращении домой выяснится, что склочный характер бабушки был, как водится, ее персональной стратегией по воспитанию подрастающего поколения – создать тому максимально дискомфортные условия, чтобы на выходе получилась сильная, закаленная невзгодами личность. Ариадна и сама признает, что карьеру фотомодели (успешную, надо признать) она выбрала лишь из желания продемонстрировать «педагогу» собственную красоту, которую этот педагог упорно отрицал. Получается забавный парадокс – путешествие главной героини преображает не ее, а бабушку, которая демонстрирует свою любовь к внучке лишь после собственной смерти, завещав именно ей все, что у нее было.

25 км, пройденные Ариадной и Темо, конечно, рифмуются не только с лабиринтом Минотавра, но и со спуском Данте и Виргилия в ад – несмотря на то, что дело происходит на юге, героиня жалуется на холод (надо сказать, атмосфера холодного кинозала как нельзя лучше позволяет проникнуться ее неустойчивым состоянием), Темо нет-нет да и начнет рассуждать о Боге, а всевозможные хтонические ужасы пусть и остаются за кадром, но в диалоге наших путников с семьей беженцев мы узнаем и про шакалов с волками, бродящими неподалеку, и про идущую где-то войну, от которой семья ищет спасения. Финал оказывается открытым и подразумевает, что история Ариадны не закончена. Под занавес мы выясняем, что ее мать, благополучно разводящаяся со вторым или третьим мужем, оказывается смертельно больна, а значит вновь героине как самой младшей предстоит тянуть нить от места смерти до гроба, видимо теперь уже с целью понять поведение мамы, до того практически не замечавшей свою дочь (особенно на фоне отца Ариадны, в сценах ее детства предстающего единственным человеком, проявлявшим доброту и внимание к девочке).

Режиссер явно вдохновлялась «Мертвецом» Джима Джармуша, отсылок на творчество которого (вплоть до постоянных кофе и сигарет) в кадре имеется с избытком. Конечно, любопытно следить за похождениями Уильяма Блейка и индейца Никто в грузинских реалиях, но впору задаться вопросом – а так ли уж необходим второй Джармуш или может быть лучше сделать что-то новое, пусть и не такое глубокое?